Полин громко расхохоталась, остальные тоже, сами не зная почему, и мне от этого на душе стало легче.

– А что, если нам завершить вечер в ресторане кемпинга? Там сегодня работает дискотека, – предложил папа. Полин недоверчиво посмотрела на него. – Вы, наверно, заметили ее, когда входили на территорию кемпинга.

– А, это сразу после ворот, там, где праздник?

– Совершенно верно. Пойдемте все, потанцуем! Эмиль наверняка уже там, или скоро туда придет. Увидите, там отлично. – И снова Полин кивнула в знак согласия. Мой отец иногда может говорить настолько убедительно, что без труда заставит вас поверить в любую чушь.

Через некоторое время после того, как все ушли, Фабрис вернулся и постучал в дверь трейлера. Я осторожно открыл ему.

– Двигай туда, и быстро! Телка тебя ждет! Ты мне не говорил, какая она классная!

– Куда я такой пойду? Посмотри на меня!

Он включил свет.

– Ничего страшного, тем более сейчас стемнело, никто не разглядит твои волосы.

Я опять посмотрелся в зеркало.

– Нет, слишком заметно!

– Да плюнь ты на это! Ты же не станешь сидеть тут, как полный идиот, пока твоя телка ждет тебя на празднике? Хочешь, чтобы ее у тебя увели? – И он ушел, хлопнув дверью.

Из зеркала на меня со странным выражением лица глядел мой двойник. Я зачерпнул ладонью воды и смочил свою огненную шевелюру. Став влажными, волосы потемнели, что, как говорится, помогло прикрыть срам. Я повторил эту операцию. Затем вышел из трейлера и с мокрыми волосами направился в бар. В конце концов, мне было уже нечего терять.

Под кронами нескольких старых дубов, на открытой танцплощадке рядом с лагуной, двигались в разнообразных ритмах танцоры всех возрастных категорий. Среди пар, медленно переминавшихся с ноги на ногу под характерное хрипловатое пение местных знаменитостей, были и мои родители: они сплелись в объятиях и бросали друг на друга взгляды, то нежные, то полные страсти. Я не верил своим глазам: казалось, у них второй медовый месяц. Я уже совсем ничего не понимал. Полин тоже смотрела на них, прислонившись спиной к дереву, было так странно видеть ее здесь. Я постарался подойти к ней по возможности незаметно. Она улыбнулась мне.

– Ты только что из душа?

Я тоже улыбнулся и кивнул.

– Я тут познакомилась с твоей семьей… Папа у тебя просто потрясающий! Неординарная личность!

И если бы ты знала, до какой степени, сказал я про себя. Но вслух произнес только:

– Когда общаешься с ним каждый день, он может и утомить.

– А меня он прямо завораживает! И твой брат тоже, в нем море обаяния… Мама у вас более сдержанная.

Подумать только: они ей понравились! Все это было нереально, казалось, я вижу сон и вот-вот проснусь, либо какой-нибудь пустяк вдруг приведет ее в чувство, и она поймет, что мы собой представляем на самом деле. Хотя она уже видела трейлер, стол для пикников, моих родных во вьетнамках, и все это ее как будто не испугало. На танцплощадке мои родители выглядели как влюбленная пара. Папа по-настоящему любил маму, это было очевидно, и она тоже любила его всем сердцем. Не может быть, чтобы эта Кристин много для него значила, рано или поздно она исчезнет из его жизни.

В этот момент диджей, которому я поставил бы памятник за его выбор, запустил старую итальянскую песню Эроса Рамазотти «Важная история», я ее уже слышал. Во всем мире только один диджей еще крутил медленные песни, и именно он сегодня вечером работал в Фузине: хотя что тут удивительного, ведь есть же Бог на свете, а значит, в кемпинге есть диджей. Не знаю, что на меня нашло, но я подошел к ней.

– Потанцуем?

– Это медленный танец, ты правда хочешь?

– Да, хочу.

Я схватил ее за талию, она положила руки мне на плечи, а Эрос Рамазотти сделал остальное. Впрочем, не все остальное. Проблема была в том, что танцевать медленный танец с девушкой моей мечты мне приходилось в двух шагах от папы, который то и дело подмигивал с таким видом, словно хотел сказать: давай-давай, сынок, покажи класс, и брата, который без конца целовался взасос с Наташей. Обстановка не самая располагающая. И тогда, не найдя, наверно, другого способа отрешиться от всего и остаться наедине с Полин, я закрыл глаза и крепко сжал ее в объятиях, а она сделала то же самое. Мир исчез. Остались только кончики ее грудей, которые я чувствовал сквозь одежду, ее руки у меня на затылке, мои руки на ее талии, и голос Эроса Рамазотти. Я уткнулся носом в ее волосы, я вдыхал ее запах. Это было все равно как попасть в сновидение, понять, что невозможное возможно.

Песня скоро должна была кончиться, а я опять не решался поцеловать ее, на этот раз потому, что кругом были люди. Я все еще не открывал глаз, и вдруг почувствовал, как ее губы коснулись моих: ни с чем не сравнимая сладость. Во мне произошла химическая реакция, по всему телу прокатилась волна блаженства. Я бы хотел, чтобы это длилось вечно, и так далее, и тому подобное: знаю, это всегда говорят в подобных случаях, и всегда врут, но у меня это было на самом деле. Вдруг Полин остановилась, ее губы отделились от моих. Открыв глаза, я понял, что она смотрит на кого-то стоящего позади меня. Я обернулся.

Это был отец Полин, он стоял и пристально смотрел на нее. Он все еще был в костюме, и из-за этого черного венецианского плаща его появление в кемпинге казалось еще более сюрреалистичным.

– Иди в машину, – приказал он, показывая на припаркованный невдалеке огромный лимузин. Я спросил себя: как она поступит? Взбунтуется или подчинится?

– Не надо так кричать, кругом люди!

– Иди в машину, и поторопись!

Она не двинулась с места, а он был вне себя от ярости.

– Я говорил тебе: не водись с кем попало! Ты можешь мне объяснить, что ты тут делаешь?

– Пришла повидать Эмиля, над которым мы с тобой недавно насмехались.

– Мы не насмехались, а добродушно подшучивали – из-за нелепой профессии его отца. В этом нет ничего обидного.

Папа услышал это – не могу описать вам, какое у него сделалось лицо.

– Так или иначе, от частной школы тебе не отвертеться, ты ее заработала!

Лицо Полин начало бледнеть, а голос зазвучал громче, стал умоляющим:

– Папа, клянусь тебе, я понятия не имела, что попаду в такое место!

Вот спасибо: чтобы выплыть самой, она решила утопить нас.

– Хватит