Он хочет обратить это в шутку, избавиться от гложущего беспокойства.

– Никогда, – говорит Стелла. – Этого не может быть.

Дэш улыбается и целует кончик ее носа.

Перед тем как они садятся на своих боевых скакунов, он ищет взглядом Тоби, но его брат, должно быть, до сих пор дуется в одной из палаток. Он пожимает плечами и проверяет свою винтовку. В воздухе носится беспокойство, острое, как запах ржавчины. Некоторые солдаты повязали на шею картонные таблички с именами и адресами для членов семей, которые получат известие об их гибели. Запах железа, запах страха. Лошади напирают вперед. Солдаты безмолвны и бдительны; они ждут его приказа. Он уже жаждет боя не меньше, чем страшится его, – несравненно чувство единства и отрешенности, когда его люди находятся вокруг.

Только после того, как на рассвете они заняли Большой Редан[26], русские отступили и город озарился яркими вспышками.

Повсюду ужас и хаос; город горит и дымится, взрывы сотрясают воздух. Большой пожар Севастополя. Через три дня они вступают в разбитую оболочку города и жаркий пепел разлетается под сапогами. Плещут знамена. Повсюду раздается дружный рев пехотинцев, звучат барабаны полкового оркестра. Вместе с Дэшем они перелезают через гору трупов и устремляются в разрушенную часть крепости.

– Город наш, – шепчет Джаспер, а потом кричит, но его голос тонет в грохоте выстрелов. – Наш!

Издалека стены казались девственно-белыми, но это недолговечная иллюзия. Церкви стоят в руинах с проломленными зелеными куполами, здания испещрены дырами и следами от разлетающейся картечи. Крыши и стены большей частью разрушены. Город раздавлен, как насекомое. Тела изувечены до неузнаваемости и выглядят так, будто побывали в мельничных жерновах. Город все еще горит, окутанный черным дымом. Туловища, разбитые, как винные бочки, лица, оторванные от черепов. Когда Джаспер смотрит на мертвеца, то замечает лишь золотую цепочку у него на шее и часы в кармане. Деньги, добыча. Сердце гулко стучит в груди, когда они скачут по узким улицам, усеянным битым щебнем. Русские отступили или спрятались в норы, где они скоро умрут, как отравленные крысы.

– Севастополь наш! – кричит Дэш и улыбается от уха до уха.

– Стелла будет разочарована, когда узнает, что ты все еще жив. Теперь ей не понадобится искать нового мужа.

– Чувствую себя идиотом, – говорит Дэш и громко смеется.

Вокруг так много чужого добра, что трудно понять, с чего начать грабеж. Они видят офицеров, несущих антикварные стулья, сабли и наборы фарфоровой посуды; все это отправится домой. Кто-то вопит, что они нашли запасы бренди. Когда солнце глазирует здания и старый колокол бьет десять раз, появляются санитарные повозки и мулы с носилками на телегах. Тогда Джаспер замечает черный фотографический фургон Тоби и лошадей, бредущих по битому кирпичу.

Джаспер и Дэш смотрят, как он выбирается из фургона, устанавливает свой аппарат на руинах и скрывается под черной накидкой. Джаспер вытягивает шею, чтобы разглядеть, что он фотографирует. Судя по всему, мертвого солдата, лежавшего под остатками рухнувшей стены.

– Я прямо отсюда чую, как он дуется, – говорит Джаспер. – Давай-ка оставим его в покое.

Они уезжают, не обращая внимания на его оклики, и спешиваются лишь для того, чтобы снимать крестики с обгоревших под солнцем трупов. Дэш останавливается и потягивается за маленькой полуразрушенной стеной. Рядом находится зеленый сад, чудесным образом не пострадавший от бомбежки.

– Разве он не устал от этого? – спрашивает Дэш.

– Кто не устал?

– Твой брат. Думаешь, ему не тошно наблюдать за потехой через маленький глазок?

– Ты имеешь в виду, находиться здесь и не быть в гуще событий?

– Не находиться нигде. – Дэш отряхивает китель. – Я… мне просто интересно. Он всегда будет таскаться за нами? В каждой битве, на каждой проклятой войне?

Джаспер смотрит на друга; на темные волосы, вьющиеся у него на шее, на его непринужденную позу.

– У меня есть идея, – говорит он. – Теперь, когда все закончилось, мы можем выйти в отставку и создать наше собственное шоу. Я и ты.

Его речь звучит плавно и выразительно, несмотря на неловкость, которую он испытывает. Если бы Тоби его слышал, то назвал бы это предательством.

– Шоу?

– Я имею в виду цирковое шоу. Лошади, акробаты и пантомимы. Зверинец. Стелла как будто создана для этого.

Дэш поджимает губы.

– Из-за ее бороды?

– Нет-нет, – поспешно возражает Джаспер, хотя он имел в виду именно это. – Потому, что она прирожденная актриса. Ты же видел, как она умеет развлекать людей. – Он подается ближе. – Подумай об этом. Великое шоу Дэша и Джаспера!

– Сплошной цирк.

– Да, цирк! Ты знаешь, сколько зарабатывает Барнум? Тысячи и тысячи долларов в месяц. И Фанк тоже. Тогда будет не важно, если тебя лишат наследства. – Он ухмыляется Дэшу. – Мы будем великолепными шоуменами.

Дэш смеется.

– Полагаю, у моего отца есть лошади. Он может продать нам несколько штук еще до того, как я расскажу ему о Стелле.

– Отлично.

– Мы могли бы дать представление перед самой королевой.

– Это будет величайшее шоу в мире. – Джаспер тоже смеется, чувствуя себя ребенком, обдумывающим свои буйные фантазии, но на этот раз замысел становится осязаемым. Они на самом деле могут это сделать.

Дэш задумчиво пожевывает губу.

– Как насчет Тоби?

– А что с ним такое?

– Чем, черт побери, он может заняться? Он портит воздух в любой палатке; он будет делать то же самое в цирковом шатре. Он тупица.

– Тупица? – мрачно повторяет Джаспер.

– Да ладно, ты сам это говорил.

– Он мой брат, Дэш. Мне позволено говорить такие вещи. – Джаспер смахивает волосы, упавшие на глаза. – Не знаю… Он всегда восхищался мной. У тебя никогда не было братьев, поэтому ты не поймешь.

Дэш бросает кирпич в стену и смотрит, как тот раскалывается пополам.

– Знаю, но просто… этот парень вечно молчит! Он даже не смотрит на меня. – Он пожимает плечами. – Я не предлагаю бросить его, но не мог бы ты найти для него другое занятие? Клерк или что-нибудь в этом роде? Какую-нибудь тупую профессию. – Он замечает выражение лица Джаспера и добавляет: – Думаю, если понадобится, он может помогать в подготовке нашего шоу. Таскать вещи, поднимать тяжести и так далее.

Джаспер молчит. Теперь, когда он подал Дэшу идею, то не может забрать ее назад. Он вспоминает пароход, на котором прибыл его брат, облегчение и надежду на лице Тоби, когда тот увидел, что Джаспер ждет его на причале. Как будто Джаспер мог все исправить только своим присутствием.

Возле следующего дома Джаспер расстается с Дэшем и говорит, что встретится с ним попозже. Он моргает, чтобы приспособиться к полумраку внутри. Солнечные лучи косо падают через разбитый потолок. Он начинает рыться в шкафах, опустошать буфеты и наполнять карманы. Краем глаза он замечает какое-то движение в углу комнаты и хватается за пистолет, но потом смеется. Это всего лишь канарейка в клетке, бьющая крыльями о прутья решетки. Рядом с ней находятся музыкальный альбом с женским именем и ваза с цветами.

Джаспер протягивает палец, птичка подлетает к нему и начинает чирикать. Он улыбается и забирает клетку, основу для будущего цирка.

Когда он идет к двери, то видит за углом коридора мужские ноги