Наши капо и блочный были арестованы, и их бросили в застенки тюрьмы гестапо. Да, была в лагере и такая тюрьма, из которой никто не возвращался. Вот, думаю, ведь их считают наверняка предателями! Каково их родственникам иметь такого отца или брата?

Без связного были мы недолго. Один венгр стал им. Имени его я не знаю. Комендант назначил капо сам, переведя его из другого блока. Вот это, я вам скажу, был гад! Но прожил он у нас недолго. Задушили мы его потихоньку. За это увеличили нам норму труда. И многие её не вынесли, в том числе и я.

* * *

Шёл 1943 год. Я находился в лагере полтора года. Это считалось огромным сроком. Ведь жили пленные недолго. Но вот и мой организм стал давать сбой. Я стал терять в весе, сил не хватало затащить из каменоломни камень таким же весом, как и я. Однажды я уронил тяжёлую ношу, которая покатилась и тем самым наделала много шума. Охранник вытолкал меня из ущелья. Ну, думаю, конец мне. Но за мной шёл наш блочный. Он быстро среагировал, подбежал к немцу и вызвался довести меня до блока. Немец знал порядок: так как мы относились к «основной рабочей силе», то имели право на двухнедельное лечение. Он дал команду запустить нас в блок. На вечерний аппель я не пошёл. Но перед ним в наш блок пришла медсестра из лагерной больницы – ревира. Надо сказать, что в ней в качестве санитаров и медицинских сестёр использовали заключённых с медицинским образованием. Вот ко мне и пришла Женя, Женечка! Она была на один год младше меня.

Осмотрев меня, она сказала о необходимости перевода меня в ревир. Иначе ей будет сложно поддерживать моё самочувствие. Утром за мной пришли санитары и на телеге увезли в ревир. Это был обычный барак, только с нарами в один ярус. У меня на поправку было две недели. Я должен был встать и выйти на работу, а иначе…

Здесь я тоже увидел помощь немецких и австрийских товарищей и женщин из борделя. Лекарства, дополнительная еда к нам попадали от них. Не знаю, каким образом они это всё добывали. Они сами приходили ночью со спасительными пайками для больных. Дела мои были плохи. У меня было воспаление лёгких. Тело моё продолжало худеть и слабеть. Женечка не отходила от меня. Я часто просил её подержать мою руку в своей руке. Когда она это делала, ощущалось тепло её руки, и, казалось, жизнь, а вместе с ней и сила возвращались ко мне. Просил я её об этом всё чаще и чаще. Она не возражала, грустно и нежно смотрела на меня карими глазами. Мы оба понимали, что скоро придёт мой конец. Однажды я попросил её об услуге.

– Женя, прошу тебя сделать мне смертельный укол. Ты же понимаешь, что меня ожидает, поэтому помоги принять более лёгкую смерть.

После некоторых колебаний она согласилась. О состоянии больного решал врач – немец. И когда подошёл мой срок, он произнёс свой приговор, назвав меня безнадёжным, что и велел записать в лечебном журнале сестре, т. е. Евгении. Глаза её наполнились таким ужасом, будто сама она умерла на какое-то время. Но необходимо было продолжать обход с врачом. Если бы тот догадался о наших отношениях с Женей, то её бы бросили в барак Доктора Смерть. Взяв себя в руки, она внесла продиктованную запись в журнал и продолжила обход с врачом и переводчиком.

* * *

После вечернего аппеля ко мне пришли двое немецких товарищей. Они были из интернационального комитета. С ними была Евгения. То, что я услышал от них, сначала мне показалось нереальным. Они предложили мне побег! Об этом я ещё ни разу не слышал! План состоял в следующем.

Диагноз о моей безнадёжности был вписан в медицинский журнал лагерной больницы. Утром, во время проведения переклички, за мной в блок придёт бригада «небесных ангелов», погрузит меня вместе с умершими на телегу и повезёт тела к крематорию. Меня вместе с трупами бросят в кучу прочих тел на два-три часа. Затем в удобный момент меня те же «ангелы» вывезут за лагерные ворота, где будет стоять машина. Немецкие товарищи сказали, что одна почтенная австрийская семья возьмёт меня к себе. Они живут в Линце. Городок Маутхаузен для этого совсем не подходит, так как местное население, большей частью фермеры, связано с лагерем. Кто-то сдаёт квартиры лагерным сотрудникам, кто-то их обслуживает, а фермеры покупают в лагере дёшево пепел для своих полей. Поэтому меня отвезут в Линц, который находится в 25 километрах от лагеря. Мне казалось это невозможным! Они сказали, чтобы мы с Женей попрощались.

Она склонила свою голову ко мне и поцеловала меня в губы. На моё лицо упала её слеза. Я почувствовал её солёность.

– Коля, Коля, запомни мой адрес: город Магнитогорск, улица Горная, дом 21. Коля, я с Урала. Дорогой, запомни мой адрес! Мы с тобой обязательно встретимся! Я верю в это! Верь и ты!

Не буду описывать всех моих ощущений, которые я испытал при проведении всей операции моего исчезновения. Немцы не обращали внимания на то, что среди тел, приготовленных для крематория, есть ещё живые. Ведь это практиковалось. Всё прошло именно так, как говорили об этом немецкие товарищи. Порой я терял сознание, силы покидали меня, когда ощущал вокруг себя груду холодных тел покойных узников. Как потом мне сказали мои благодетели, мой вес составлял 20 кг.

* * *

Очнулся я в уютной и тёплой небольшой комнате. Была ранняя осень. Солнце ласково пригревало меня своим лучом. Рядом с моей кроватью стоял столик с питьём. Увидев это, я почувствовал жажду. Повернувшись, хотел взять стакан, но он у меня выскользнул, наделав большой грохот. На шум в комнату вошла женщина. Ей было около пятидесяти. На ней была белая блузка с бантом и тёмная юбка, облегающая её стройную фигуру. Красиво уложенные тёмные волосы дополняли её довольно заурядное лицо. Она присела на стул и подала мне стакан с вновь налитой водой.

– Фрау Марта, – на плохом, но всё-таки понятном русском, представилась она. – Вы, Николай, пока будете жить у нас с мужем. Мой муж, Генрих Кенихман, занимается торговыми делами. У нас большой магазин, который находится на первом этаже, под жилыми помещениями дома. Вам не стоит беспокоиться. Мы вас подлечим, поднимем на ноги, а там дальше будет видно, что нам предпринять.

После этих слов она взяла в руки маленький колокольчик и позвонила в него. Вскоре в комнату вошла прислуга. Фрау Марта отдала ей какие-то распоряжения, и та ушла.

– Николай, вам необходимо больше спать и отдыхать. Завтра придёт доктор и назначит вам лечение, а вечером, если вы себя будете нормально чувствовать, к вам зайдёт мой муж.

В это время вновь вошла прислуга с подносом в руках, Марта встала и вышла из комнаты. Мне принесли похлёбку. Это был вкусный овощной суп. Я немного поел и почувствовал, что проваливаюсь в сон. Опустившись на подушку, тотчас уснул. Когда вновь открыл глаза, то за окном было уже утро следующего дня. Проснувшись, тотчас почувствовал жажду. Рядом лежал колокольчик. Я взял его в руки и позвонил. Вскоре ко мне в комнату вошла хозяйка. Она радостно взглянула на меня и сообщила о том, что после завтрака меня осмотрит доктор.

После осмотра пожилым почтенным доктором стало ясно, что воспаление лёгких у меня продолжается, а посему необходимы инъекции, которые должна была делать три раза в день его сестра. Марта вышла проводить доктора, а я остался один. Сколько же людей знают о моём присутствии в этом доме? Как хозяева не боятся доноса с их стороны? Об этом я решил поговорить с моими спасителями, но силы покинули меня и вновь беспокойный сон завладел мною.