* * *

Через пару недель мы, новички, уже внешне ничем не отличались от других узников. Я заметил, что после отбоя мой Василь, он оказался из Белоруссии, часто исчезал. Спросить об этом у кого-нибудь или у Василя я не решался. К нам всё ещё в блоке относились настороженно. Как позднее я узнал, немцами подсаживались в блоки предатели. Распознать их было сложно, чаще всего это был кто-то из заключённых. Ко мне, как и ко многим, присматривались. Я тоже наблюдал и не спешил заводить знакомства. Заметил, что небольшая группа из блока держалась как-то по-особенному. Они часто о чём-то шептались после отбоя. Слов не было слышно. Василёк всё время крутился с ними. Капо и блочный не обращали на это внимания. Среди пленных нашего блока несколько человек настолько ослабели, что утром могли стоять и работать только при поддержке товарищей. И вот после отбоя, ночью в ворота крадучись зашёл Василёк и с ним ещё кто-то. По разговору я понял, что это иностранец, слишком уж большой акцент выдавал его. Пробежал лёгкий ропот среди заключённых. Многие повставали со своих мест, а капо вышел за ворота наружу.

Я тоже встал. Двое иностранцев стали выкладывать на общий дощатый стол продукты: несколько кусков хлеба, сахар, две банки с тушёнкой, шоколад, ещё какие-то баночки и брикеты. Блочный, Иван, отсчитал весь провиант. Никто из узников не набросился на это сокровище. Тут же появился кипяток, заварен чай, немного подсластили его, и каждому была налита кружка этого чудесного напитка и роздан кусочек хлеба. Вот, я вам скажу, какой героизм проявлял Австрийский союз молодёжи и австро-немецкие коммунисты! Я понял, что наш «карантин» в блоке завершён. Я и мои товарищи получили доверие со стороны заключённых. Немецкие товарищи периодически подкармливали нас, особенно ослабевших узников, доставали лекарства для заболевших. Как они это делали, являясь такими же заключёнными, я не знаю! А мой Василёк был связным с интернациональным комитетом, который функционировал в лагере! Он никому не говорил о том, каким образом ему удавалось это делать. Не хотел подвергать опасности людей. Вот так я узнал о героическом интернациональном подполье, которое распространяло среди пленных сведения о боевых сражениях на фронтах, спасало людей от неминуемой смерти! Продуктовый запас шёл в пользу ослабевших или раздавался узникам после сверхтяжёлых работ холодными зимними ночами. Так мы все держались. Я, как и большинство, не знал их имён! Это были настоящие герои! Не знаю, жива ли о них память на их родине. Но в памяти каждого заключённого Маутхаузена она жива. Блочный и капо, они спасали нас, обессиленных и ослабевших. Однако для большинства заключённых эти два человека были предателями, изменниками, прислужниками фашистов! И где-нибудь в немецких архивах лежат документы, подтверждающие их предательство! Кто в этом будет разбираться сейчас? А тогда все мы, заключённые, верили в справедливость и правосудие! Наверняка большинство из фашистских прислужников в лагерях были действительно предателями. Но среди них были и такие, которые пошли на это во имя спасения других! И они очень рисковали своей жизнью!

В лагере были санитарные дни. Немцы – народ аккуратный. После процедуры «закаливания» всех загоняли в медицинский блок – ревир. Там нас слушали врачи, взвешивали, проводили медицинский осмотр. Чистенькие, в белых халатиках женщины и мужчины весело разговаривали между собой, улыбались нам, часто позировали перед фотообъективами и камерами. Средний вес заключённого составлял 28 кг, а вес камней, которые мы поднимали из каменоломни, доходил до 25 кг! Но санитарные дни были пострашнее работы в каменоломнях. Там Доктор Смерть делал свой зловещий отбор! И этому уже обречённому узнику ничем нельзя было помочь! Доктор Смерть проводил ампутации конечностей ног и рук без наркоза, делались различные инъекции прямо в сердце. Это были яды, бензин или ещё что-нибудь. Отбирали всяких: более крепких, на которых нелюди в белых халатах проводили свои зверские эксперименты, отбирали тех, кто весил меньше 25 кг. Эти узники поступали в распоряжение Кребхарда, который на них проводил испытания смертельных газов. Их загоняли в блок пыток, помещение для расстрелов, а оттуда их тела «небесная команда» доставляла на специальных тележках в крематорий, чёрный дым из которого шёл почти всегда. Ежедневно, во время нашей работы, эта команда делала обход по блокам и собирала трупы, иногда даже ещё живых людей, которые не смогли выйти на работы. Санитарные дни были воротами в ад!

Доставляли новых узников. Евреи не задерживались вовсе. После процедуры «закаливания» их вели в баню, так думали они, несчастные! Это были газовые камеры, которые очень схожи с моечной банного отделения. А когда камеры заполнялись, но люди ещё оставались, то их живьём отправляли в крематорий!

Я никогда не видел начальника лагеря. Но вот однажды утром нас долго держали на аппеле. Вышел немецкий офицер, и переводчик громко объявил, что нас будет приветствовать начальник лагеря Маутхаузен господин комендант Франц Цирайс. Перед нами стоял сухопарый мужчина средних лет. Заложив руки за спину, он сообщил, что вскоре в лагерь прибудет рейхсфюрер Гиммлер. Мы сначала не знали, о ком идёт речь, но немецкие товарищи нам рассказали об этом человеке и о том, что ему было поручено Гитлером. Действительно, через пару дней в обеденную перекличку мы увидели, что вместе с комендантом стоял немецкий офицер СС в чёрной форме и в очках. Заложив руки за спину, как и комендант лагеря, он с улыбкой пошёл в сопровождении группы немцев вдоль рядов заключённых. Он что-то говорил коменданту, при этом довольная улыбка не сходила с его лица. Позже он довольно часто приезжал в лагерь. Вероятно, он был очень доволен обустроенностью и порядком Маутхаузена. Затем подъезжал роскошный автомобиль, он садился и уезжал в городок Маутхаузен. Все офицеры и сотрудники этого большого лагеря смерти приезжали сюда на работу рано утром, многие ездили домой на обед. Для них служба в лагере была повседневной обычной работой. Жили они со своими семьями всё в том же Маутхаузене. Я представлял, как они после зверского уничтожения партии военнопленных в обычном настроении приезжали к себе домой, как встречали их жёны, как они весело обедали всей семьёй, вместе со своими детьми. Может быть, они даже делились впечатлениями о проделанной за день работе. Как смогло в сознании человека так всё перевернуться? Ответа на этот вопрос у меня не было и нет.

Летом 42-го в лагере появились женщины и дети. Их было немного. Примерно 20 тысяч детей с четырёх лет. Это был экспериментальный материал для Доктора Смерть. На территории лагеря был открыт бордель сначала только для немцев, а потом и для предателей-прислужников. Но русских пленных туда не допускали. Пусть не осуждают люди несчастных девушек и молодых женщин, которые оказались в положении рабынь. Ведь отказ от этой работы вёл только в крематорий или в блок Доктора Смерть. Не знаю, чем закончилась их жизнь. Что произошло с ними после освобождения лагеря? Большая часть этих несчастных были украинками, белорусками, русскими, польками, чешками. От них нам немецкие товарищи тоже передавали продукты для спасения ослабленных заключённых. Жизнь их в стенах лагеря завершалась чаще всего блоком Доктора Смерть. И они это знали изначально.

Далеко не всегда удавалось спасти ослабленных или заболевших. Их ждала мученическая смерть. Людей расстреливали, топили в бочках, срывали кожу с живых… Однажды наш Василёк не вернулся в блок. Мы ждали его до утра. На утреннем аппеле мы увидели его, избитого, истерзанного, со связанными руками, его держал один из охранников. Через переводчика нам стало понятно, что Василька выследили и схватили, что он, семнадцатилетний пацан, никого не выдал, за что ему вырвали язык. Сам он стоять уже не мог. Это был окровавленный кусок мяса, без глаз, без языка! Тут же были спущены собаки, которые на глазах у всех нас, пленных, разорвали его на куски!