— Считаете, что мой опекун может быть причастен к покушениям?

Эта мысль однажды уже приходила мне в голову, но я от нее отмахнулась, не видя мотива. И вот теперь Хольм почти в открытую намекает, что мои подозрения возникли не на пустом месте.

— Нет.

Лукас мотнул головой и нахмурился. Глаза его ярко блеснули. Казалось, оборотень борется с самим собой.

— Тогда почему он не должен знать, где я? — уточнила я.

— Вы ведь помните, в каком ведомстве служит ваш опекун?

Лукас пристально взглянул мне в глаза, и я молча кивнула.

— В последнее время в департаменте не все гладко. Слишком много утечек. И если к Рэну приставят Чтеца, то о вашем местонахождении тут же узнают. А пока мы не выяснили, кто ваш враг, опасаться стоит всех.

Хольм поддел ногой стул, развернул спинкой и сел, опершись на нее руками.

— Но кому я могу мешать? Кто пытается меня убить?

— Не знаю, — после короткой паузы ответил Хольм, и мне показалось, что он чего-то не договаривает.

— У вас ведь есть подозрения, не так ли?

Я в упор посмотрела на оборотня. Тот прищурился, обдумывая какую-то мысль, но ничего не сказал.

— Лорд Хольм, я должна понимать, что происходит.

— Леди Бернстоф, поверьте, если бы я знал, — начал Лукас, но я его оборвала.

— Уверена, вы знаете. Иначе вас не было бы в Баркли.

Хольм окинул меня оценивающим взглядом, и в его глазах появился блеск.

— А вы вовсе не такая… тихоня, какой казались, — насмешливо протянул оборотень, и я поняла, что он в последний момент заменил слово дура на более благозвучное.

— Это сейчас не важно. Так что вам известно?

— Леди Бернстоф, вы действительно ничего не помните о прошлом? — вопросом на вопрос ответил Хольм.

— Вы ведь знаете, что нет.

— Совсем ничего? — переспросил Лукас. — Уверены?

— Считаете, я лгу и притворяюсь?

— Скорее, недоговариваете.

По лицу оборотня скользнула тень.

— Лорд Хольм, вы можете мне не верить, но я действительно не помню ничего из того, что случилось до моего возвращения к жизни.

Действительно. Как можно помнить то, о чем понятия не имеешь?

Лукас внимательно посмотрел на меня, и я ответила ему максимально честным взглядом.

— Значит, не помните, — повторил оборотень, и его глаза сумрачно блеснули.

По оконному стеклу стукнула ветка. Где-то в чаще громко крикнула неизвестная птица. Хольм продолжал буравить меня взглядом.

— Тринадцать лет назад в вашем доме случился пожар, — придя, наконец, к какому-то решению, сказал оборотень. — И во время этого пожара исчезли несколько ценных, очень редких по своим свойствам артефактов. Среди них был и эндорум — запрещенный артефакт, способный переносить людей через преграды миров. Его начинал еще Людвиг Бернстоф, но не успел довести дело до конца. А вот вашему отцу это, похоже, удалось. По крайней мере, ходили такие слухи.

Лукас замолчал и подкинул в печурку еще пару поленьев. Огонь лизнул дрова, ярко вспыхнул, сердито затрещал, и плюнул на пол горячими искрами.

Хольм посмотрел на меня, и я едва не пригнулась под этим испытующим взглядом.

— И кто устроил пожар?

— По официальной версии, никаких свидетельств поджога найти не удалось. Печь для обжига глины, которой пользовался ваш отец, была довольно старой. Полиция решила, что именно ее неисправность привела к трагедии.

— Но вы в это не верите?

— Исчезновение артефактов наводит на определенные размышления, — неохотно ответил Лукас.

— И кому они могли понадобиться?

— Спросите лучше, кому они не нужны, — хмыкнул Хольм. — Если перечислять всех желающих завладеть тем же эндорумом, список выйдет весьма внушительным. Но зацепок нет. Ни одной.

Я задумалась. Кто мог убрать родителей Беллы и украсть артефакты? Кто знал, что Кристофер Бернстоф трудится над созданием эндорума?

— А откуда вы все это знаете? От Давенпорта?

— У меня свои источники информации, — уклончиво ответил Лукас, и по его лицу прошла тень.

А, ну да. Давенпорт ведь говорил, что Хольм раньше был связан с местной мафией. Видимо, до сих пор использовал старые связи.

— А тетушка знала об этих артефактах?

— Трудно сказать. Ваша тетя была весьма недоверчивой особой, и ни с кем не делилась своими мыслями. Даже с Рэндальфом, хоть и испытывала к нему некое подобие привязанности.

— Выходит, артефакты исчезли, нужный вам артенид пропал еще раньше, вся моя семья погибла, и никто не знает, было ли это убийством, или просто цепью случайностей?

Я потерла ноющие виски и подняла взгляд на Лукаса.

— Но почему тогда меня пытались убить?

— Этого я не знаю. И пока я не выясню, что произошло в Баркли и кто за этим стоит, вам лучше оставаться здесь.

— А какой вам интерес мне помогать?

Я пристально посмотрела на Хольма.

— Вы ведь меня терпеть не можете.

— Что бы вы ни думали, леди Бернстоф, но волки никогда не бросают в беде слабых и беспомощных, — немного резко ответил Хольм, и его глаза ярко блеснули.

Вот, значит, как. Типа, пожалел сиротку-инвалида. Внутри плеснулась едкая горечь, и я стиснула руки, сдерживая обиду, а уже в следующую секунду перед глазами мелькнуло видение несущейся по ступенькам коляски, и я опомнилась. Разве важно, из каких побуждений Лукас мне помогает? Если бы не он, лежать бы мне сейчас на набережной с простреленной головой. И все оказалось бы напрасно — и моя вторая жизнь, и шансы на будущее, и усилия, которые пришлось приложить, чтобы снова встать на ноги.

— Лорд Хольм, я хочу вас поблагодарить, — твердо сказала, посмотрев на Лукаса. — Вы спасли мне жизнь, я этого никогда не забуду.

Оборотень ничего не ответил. Он только глядел на меня, внимательно, цепко, так, словно пытался рассмотреть за словами душу, и молчал.

В печке тихо потрескивал огонь, тепло от нее постепенно распространялось по комнате, а мы глядели друг на друга, и я чувствовала, как все быстрее бьется сердце. Оно стучало уже где-то в горле, отдавалось громким стуком в ушах, мешало думать, заставляя мечтать о невозможном.

Минута, другая, третья. Лицо Лукаса все ближе. Наши с ним губы — тоже. Еще секунда — и они соприкоснутся, но…

— Мне нужно идти, — хрипло произнес Хольм.

Он отстранился и отвел взгляд, а я обняла себя руками, ощутив прошедшийся по плечам холод. Магия, кружившая между нами всего миг назад, исчезла, оставив острое сожаление о несбывшемся поцелуе.