— Не надоело слушать самого себя? — спросилКристиан.

Исайя задумался.

— Нет. Пожалуй, нет. Это мне тоже никогда не надоедает.

Он развернулся и направился к Эдди. После «кормлений»бедняга едва мог сидеть, заваливаясь в своем кресле. Хуже того, теперь Исайе нетребовалось прибегать к принуждению. Лицо Эдди осветила глупая улыбка — онжаждал еще одного укуса. Он превращался в наркомана, как любой «кормилец».

Дикая злость и отвращение затопили меня.

— Проклятье! — закричала я. — Оставь его впокое!

Исайя посмотрел на меня.

— Уймись, девочка. Ты не выглядишь такой забавной, какмистер Озера.

— Правда? — взорвалась я. — Если я так сильнотебя раздражаю, так доказывай на мне свою тупую точку зрения. Кусай меня, неего. Поставь меня на место, а заодно продемонстрируй, какое ты дерьмо.

— Нет! — воскликнул Мейсон. — Укуси меня!

Исайя закатил глаза.

— Великий боже! Какое благородство. Вы тут всеспартанцы, что ли?

Он подошел к Мейсону, подсунул палец под его подбородок иприподнял голову.

— Ты на самом деле этого вовсе не хочешь. Тыпредлагаешь себя ради нее. — Он оставил Мейсона, подошел ко мне и вперил вменя взгляд своих черных-черных глаз. — А ты… Вначале, по-моему, ты тожене хотела. Но сейчас?

Он опустился на колени, чтобы сравняться со мной ростом.

Я не отводила взгляда, хотя понимала, что тем самымувеличиваю риск принуждения.

— Полагаю, ты сказала то, что думаешь. И благородствоздесь ни при чем. Ты хочешь этого. Тебя ведь уже кусали прежде. — Егоголос действовал магически. Гипнотически. Впрямую он не использовалпринуждения, но ему определенно была свойственна некая противоестественнаяхаризма. Как Лиссе и Адриану. Я жадно ловила каждое слово. — Много раз,по-моему.

Он склонился надо мной, горячо дыша в шею. За его спинойМейсон закричал что-то, но я сосредоточилась лишь на том, насколько зубы Исайиблизки к моей коже. За последние несколько месяцев я давала кровь всего раз, ито потому, что Лиссе это было крайне необходимо. До того она кусала меня, покрайней мере, дважды в неделю на протяжении двух лет, и только недавно я началаосознавать, какое сильное привыкание у меня развилось. В мире не существуетничего — ничего! — сравнимого с укусом мороя, такое блаженство снисходитна тебя. Конечно, по всем отзывам, укус стригоя оказывает более мощноевоздействие…

Я сглотнула, внезапно осознав, как бешено колотится сердце икак тяжело я дышу. Исайя издал негромкий смешок.

— Да. Ты — «кровавая шлюха» в процессе становления. Кнесчастью для тебя — потому что ты не получишь от меня желаемого.

Он отодвинулся, и я обмякла в кресле. Без дальнейшегопромедления он вернулся к Эдди и стал пить. Я не могла смотреть, но на этот разиз-за овладевшей мной зависти, а не отвращения. Страстное желание жгло меняизнутри. Я мучительно жаждала этого укуса, жаждала каждой клеточкой тела.

Закончив, Исайя двинулся к двери, но потом остановился.

— Не тяните, — предостерегающе сказал он,обращаясь к Мие и Кристиану. — Не упустите возможность спастись. — Оннаклонил голову в мою сторону. — У вас даже есть добровольная жертва.

Он ушел. Через пространство комнаты наши с Кристианомвзгляды встретились. Его лицо, казалось, выглядело даже более исхудалым иизмученным, чем часа два назад. В его взгляде горел голод, а в моем, понималая, страстное желание удовлетворить этот голод. Господи! Что с нами сделали?Думаю, у него мелькнула та же мысль. Иго губы изогнулись в горькой улыбке.

— Ты никогда не выглядела так хорошо, Роза, —успел сказать он, прежде чем охранник велел и ему заткнуться.

На протяжении дня я немного подремала, однако Адриан мнебольше не снился. Вместо этого, пребывая в наполовину бессознательномсостоянии, я почти нечаянно проскользнула на хорошо знакомую территорию:сознание Лиссы. После всех фантастических переживаний двух последних днейоказаться у нее в голове равнялось возвращению домой. Она находилась в одном избанкетных залов базы, только сейчас он был пуст. Она сидела на полу в дальнемконце, стремясь не привлекать к себе внимания. И сильно нервничала, ожидаячего-то — или, точнее, кого-то. Несколько минут спустя в зал вошел Адриан.

— Кузина! — сказал он вместо приветствия, селрядом с ней и подтянул к себе колени, не заботясь о том, как это скажется надорогих брюках. — Извини, что опоздал.

— Все в порядке.

— Ты не знала, что я здесь, пока не увидела меня,правда?

Она покачала головой, чувствуя себя, как никогда, сбитой столку.

— И сидя здесь со мной… ты действительно ничего незамечаешь?

— Нет.

— Ну, надеюсь, это вскоре придет.

— Как оно выглядит для тебя? — спросила она,сгорая от любопытства.

— Знаешь, что такое аура?

— Ну… как бы круги света вокруг человека, да?Достижение новой эры?

— Вроде того. Все испускают своего рода духовнуюэнергию. Ну, почти все.

Оговорка заставила меня подумать, что, может, он вспомнилобо мне и якобы окружающей меня тьме.

— Анализируя цвет и внешний вид ауры, можно многосказать о человеке, — продолжал он. — Ну, если можешь ее видеть.

— И ты можешь. По моей ауре заметно, что я владеюдухом?

— Твоя в основном золотистая. Как и моя. В зависимостиот ситуации к этому цвету примешиваются другие, но золотистый остается всегда.

— И многих ты знаешь таких, как мы?

— Немногих. Но время от времени попадаются. Онистараются помалкивать. Ты первая, с кем я заговорил. Я даже не знал, что этоназывается «дух». Жаль, мне ничего не было известно об этом, когда выяснилось,что у меня нет никакой специализации. Тогда я решил, что просто какой-то уродец.

Лисса подняла руку, пристально глядя на нее, нидимо стремясьразглядеть сияние вокруг. Ничего. Она вздохнула и уронила руку. И только тут доменя дошло. Адриан тоже был повелителем духа. Вот почему он проявлял такойинтерес к Лиссе, вот почему хотел поговорить с ней, расспросить о нашей связи испециализации Лиссы. Это также объясняло множество других вещей — например,харизму, под воздействием которой я всякий раз не хотела уходить, оказавшисьрядом с ним. В тот день, когда мы с Лиссой были у него в комнате, ониспользовал принуждение — именно таким образом он заставил Дмитрия уйти.

— Итак, они в конце концов отпустили тебя? —спросил Адриан.

— Да. Они в конце концов решили, что я действительноничего не знаю.

— Хорошо. — Он задумчиво помолчал. — А тыуверена, что ничего не знаешь?