Гарион сидел на подстилке из мха, удобно прислонившисьспиной к стволу дерева. Грело теплое солнце, и ноздри его наполнял пьянящийзапах травы, деревьев и лесных цветов. Из-за высоких стволов вылетела бабочка сузорчатыми золотисто-голубыми крыльями. Привлеченная ярким цветом, или запахом,или чем-то еще, она устремилась к озерку и цветам, качавшимся на нем. Бабочка перелеталаот одного цветка к другому, слегка касаясь их крыльями. Сенедра, затаивдыхание, медленно погрузила голову в воду так, что на поверхности осталосьтолько ее лицо. Бабочка все ближе и ближе подлетала к застывшей в ожиданиикоролеве. И вот, опустившись к ее лицу, бабочка нежно коснулась крыльями еегуб.

- О, замечательно, - рассмеялся Гарион. - Теперь моя женаобщается с бабочками.

- Ради поцелуя я готова на все, - отвечала она, бросив нанего лукавый взгляд.

- Если ты хочешь поцелуя, я могу это взять на себя.

- Интересная мысль.Тогда поцелуй меня прямо сейчас.А то мойдружок уже охладел.- Она махнула рукой на бабочку, которая, трепеща крыльями,уселась на склонившийся над водой куст. - Иди ко мне, Гарион.

- Ты же на самой середине озера, - заметил он.

- Ну и что?

- Выходить ты, по-видимому, не собираешься.

- Ты предложил поцелуй, Гарион. Без всяких условий.

Гарион вздохнул, поднялся на ноги и начал раздеваться.

- Мы оба об этом пожалеем, - предупредил он. - Летниепростуды долго не проходят.

- Ты не простудишься, Гарион. Давай же.

Поежившись, он решительно вступил в ледяную воду.

- Жестокая ты женщина, Сенедра, - пожаловался он, содрогаясьот обдавшего его холода.

- Не будь таким ребенком. Иди сюда.

Стиснув зубы, он двинулся к ней, разгребая в стороны воду, ипо дороге больно ударился ногой о лежащий на дне камень. Когда он приблизился кСенедре, она обвила его шею своими холодными, мокрыми руками и крепко прижаласьгубами к его губам. Ее продолжительный поцелуй заставил его слегка покачнуться.Он почувствовал, как губы ее напряглись, сложившись в лукавую улыбку, неотрываясь при этом от его губ, а потом она без всякого предупреждения подняланоги и своим весом увлекла его под воду.

Он вынырнул, бранясь и отплевываясь.

- Правда, здорово получилось? - хихикнула она.

- Не особо, - проворчал он. - Тонуть мне не оченьпонравилось.

Она пропустила это мимо ушей.

- Ну раз уж ты совсем промок, то можешь со мной ещепоплавать.

Проплавав вместе около четверти часа, они вышли из озера,дрожа и посинев от холода.

- Разведи огонь, Гарион, - проговорила Сенедра, клацаязубами.

- Я не взял с собой трут, - сказал он. - И кремень тоже.

- Тогда сделай это по-другому.

- Как - "по-другому"? - не сразу понял он.

- Ну ты же знаешь... - Она загадочно махнула рукой.

- А-а. Я и забыл об этом.

- Быстрее, Гарион. Я замерзаю.

Он набрал хворосту и сухих веток, расчистил место на полянкеи направил свою энергию на сложенное в кучу топливо. Сначала подняласьтоненькая струйка дыма, потом вспыхнул язык ярко-оранжевого пламени. Черезнесколько минут рядом с покрытым мхом холмиком, у которого, сжавшись в комок,сидела дрожащая Сенедра, весело потрескивал огонек.

- Да, вот так-то лучше, - сказала она, протягивая руки ккостру. - Полезный ты человек, мой господин.

- Благодарю. Не пожелает ли моя госпожа что-нибудь надеть?

- Пока не высохнет, не пожелает. Терпеть не могу надеватьсухую одежду на мокрое тело.

- Тогда надеюсь, что никто сюда не заглянет.

- Подойди, сядь со мной рядом, - предложила Сенедра. - Здесьгораздо теплее.

У Гариона не было причин отказываться, и он присел рядом сней на теплый мох.

- Вот видишь, - произнесла она, обнимая его рукой за шею. -Ведь так гораздо лучше, правда? - Она поцеловала его - серьезно исосредоточенно.

У него перехватило дыхание и сердце забилось сильнее.

Когда она наконец ослабила объятия, Гарион с беспокойствомоглядел поляну. Краешком глаза он уловил порхающее движение над самой водой исмущенно кашлянул.

- В чем дело? - спросила она.

- Бабочка на нас смотрит, - ответил он, покраснев.

- Ничего страшного, - улыбнулась она, снова обвивая рукамиего шею.

Весна незаметно перешла в лето, а в мире в том году царилонепривычное спокойствие. Независимое королевство Вордов было сломлено набегамивооруженных до зубов бандитов, и семейство Вордов наконец униженно попросилопринять их обратно в состав Толнедрийской империи.

Новости из Хтол-Myproca доходили отрывочные, но вроде быположение на дальнем юге стабилизировалось - маллорейцы Каль Закета удерживалиравнины, а Ургит со своими мургами прочно окопался в горах.

Донесения, периодически посылаемые Гариону драснийскойразведкой, указывали на то, что возродившийся Медвежий культ нераспространяется за пределы отдаленных деревень.

Гарион радовался этой передышке, и, поскольку никакихсрочных дел у него не было, он взял в привычку поздно вставать и иногдапроводил в блаженной дремоте два-три часа после восхода солнца.

Одним таким утром где-то в середине лета ему приснился наредкость чудесный сон, будто они с Сенедрой прыгали с чердака сарая на фермеФалдора на стог мягкого сена. Но его сладкие грезы немилосердно прервала жена,которая внезапно выпрыгнула из постели и бросилась стремглав в соседнююкомнату, откуда послышались громкие харкающие звуки.

- Сенедра! - воскликнул он, вскакивая вслед за ней спостели. - Что ты делаешь?

- Меня рвет, - отвечала она, поднимая бледное лицо от таза,который держала на коленях.

- Тебя тошнит?

- Нет, - саркастически произнесла она. - Это я такразвлекаюсь.

- Я позову кого-нибудь из врачей, - сказал он, хватаясь заодежду.

- Не стоит.

- Но тебя же тошнит.

- Конечно, но врача не нужно.

- Это неразумно, Сенедра. Если ты больна, тебе нужен врач.

- Меня должно тошнить, - ответила она.

- Что?

- Ты что, ничего не понял, Гарион? Меня, возможно, ещенесколько месяцев по утрам будет тошнить.

- Я тебя вовсе не понимаю, Сенедра!