– Я не хочу быть элитой. Разве я элита?

– Тебе нужно поработать над собой. Принять постправду.

– Постправда и фиктивное – одно и то же?

– Фикция, вымысел – элита. Этому никто не верит. Постправда – массовый рынок, информационный век, генерируется троллями. Вот что нужно людям.

– Я обвиняю правдоподобность. Обвиняю Стивена Колбера.

Обычная наша воскресная трепотня, только в этот раз миг озарения случился у меня. Мой великий проект, построенный вокруг Голденов, следует писать и снимать как документальный фильм, но исполняться он будет актерами. В тот момент, когда мне в голову пришла эта мысль, сценарий сложился, и через несколько недель был уже готов первый черновик. В конце года его отберут для Лаборатории сценаристов Сандэнса, а еще через год… но я в восторге забегаю далеко вперед.

Отмотаем обратно к тому воскресенью, весной. Во второй половине того же дня у меня была назначена встреча с сыном.

Да, я играл с огнем, но в человеке установлена мощная программа, и чего он хочет, того хочет. Остаться без общения с моей собственной плотью и кровью – сама эта мысль возмущала меня, и потому, покинув Золотой дом, я стал бессовестно подлизываться к Нерону Голдену, который тоже свихнулся на новорожденном, после огромного перерыва словно впервые сделавшись отцом. Сказав Нерону, что после всей выказанной мне доброты я хочу непременно поддерживать с ним близкие отношения, после такой его щедрости, словно я был членом его семьи, да я, мол, и чувствую себя членом семьи (я вас предупредил, что отбросил всякий стыд), я предложил сохранить традицию встречаться – например, за чаем? – в “Русской чайной”.

– О, и будет замечательно, если вы прихватите с собой паренька, – невинно добавил я.

Старик поддался, и так я получил возможность следить, как растет мой малыш, играть с ним и брать его на руки. Нерон приходил в “Чайную” с парнишкой и его няней, а няня без спора вручала мне мальчонку и удалялась в уголок.

– Поразительно, как хорош ты с мальчиком, – говорил мне Нерон Голден. – Похоже, ты и сам уже подумываешь? Твоя девушка просто фантастика. Пора тебе ее обработать.

Я прижимал к себе сына.

– Да ладно, – говорил я. – Пока с меня вполне достаточно этого мужчинки.

Мать моего ребенка осталась недовольна выбранной мною стратегией.

– Я бы предпочла, чтобы ты не маячил тут, – сказала мне Василиса по телефону. – У мальчика есть прекрасные родители, которые могут обеспечить его всем, в чем он нуждается, в том числе многим таким, чего у тебя, естественно, нет. Не знаю, какой у тебя мотив, но подозреваю – финансовый. Я допустила ошибку, следовало это заранее обсудить. Так что окей, если у тебя есть на уме какая‑то цифра, назови ее и посмотрим, как она согласуется с цифрой у меня на уме.

– Я не хочу твоих денег, – ответил я. – Я всего лишь хочу иногда выпить чаю вместе со своим сыном.

В молчании я отчетливо различал и ее недоверие, и облегчение. И наконец:

– Ладно, – сказала она с заметным раздражением. – Только он не твой сын.

Сучитра в то же воскресенье удивилась, откуда у меня вдруг такой интерес к малышу.

– Это что, намек? – спросила она (как всегда, стреляя прямо от бедра). – Потому что я, позволь мне сказать, только начинаю свою карьеру и останавливаться ради того, чтобы стать чьей‑то мамой, в данный момент в мои планы не входит.

– Ну что тебе сказать? Мне просто нравятся маленькие, – сказал я. – А с чужим малышом вот еще какое преимущество: когда наиграешься, отдаешь его обратно.

Петю удалось спасти от тюрьмы. Поскольку в здании в тот момент никого не было и тем самым физически никто не пострадал, его деяние было классифицировано как поджог третьей степени, правонарушение класса С. По закону штата Нью-Йорк преступление класса С влечет за собой минимальное наказание от года до трех тюремного заключения, а максимум от пяти до пятнадцати лет. Однако если приведены смягчающие обстоятельства, судья вправе налагать альтернативное наказание, существенно сокращая срок пребывания в тюрьме и даже вовсе его не назначая. “Лучшие уголовные адвокаты Америки” сумели вполне успешно доказать, что в качестве смягчающего обстоятельства следует принять во внимание Петин диагноз, высокофункциональный аутизм. Аргумент о “преступлении по страсти”, который сработал бы во Франции, здесь не использовался. Пете вменили пройти обследование у психиатра и затем лечение, он был помещен под общественный надзор, заплатил штраф, а также должен был полностью компенсировать нанесенный ущерб. Нерон пригласил Мюррея Летта на круглосуточную работу с проживанием, и психотерапевт, забросив всех прочих пациентов, перебрался в квартиру к Пете, чтобы оберегать его от возможного членовредительства и прорабатывать многочисленные его проблемы. Суд согласился с тем, что лечение Петя будет проходить у Летта, и это сняло проблему с принудительным обследованием. Оставалось лишь регулярно являться к полицейскому инспектору, проходить внезапную проверку на наркотики; Петя согласился также носить на лодыжке электронный браслет, отслеживавший его перемещения, принял суровые условия испытательного срока, молча и без протеста отбывал часы общественных работ, трудился на ремонте и уборке общественных зданий – с учетом его агорафобии Пете разрешили работать в помещении, он красил, штукатурил, стучал молотком, без слов, без жалоб, пассивно, словно отрешаясь от собственного тела (во всяком случае, так это выглядело): позволял своим рукам и ногам делать все, что велено, а мысли тем временем бродили где‑то далеко или вовсе отсутствовали.

Сложнее обстояло дело с материальной компенсацией. Гражданский иск по нанесенному ущербу Фрэнки Соттовоче предъявил не только Пете, но и Нерону как соответчику, и суд еще продолжался. Уба Туур в этом не участвовала. Выяснилось, что Соттовоче скупил ее скульптуры оптом перед началом выставки, то есть на момент поджога они уже принадлежали ему, а Уба успела получить свои деньги. Галерея была застрахована, однако юристы утверждали, что выплаты страховой компании окажутся намного меньше, чем принесли бы работы Убы на аукционе. К тому же предстоял полный ремонт, а это означало, что галерея лишится существенного дохода от выставок, которые могла бы проводить в это время. Итак, многомилионный иск пока что завис в суде: хотя предусматривалось, что доходов Пети от игровых приложений с запасом хватит для полной компенсации, адвокаты Голденов использовали все предоставляемые законом лазейки, чтобы, затягивая дела, усадить Соттовоче за стол переговоров в надежде заключить более выгодное соглашение, а заодно пускали в ход все мыслимые юридические уловки или (наверное, так лучше будет сказать) приемы, уберегая Петю от тюрьмы, пока решались финансовые вопросы.

В итоге Апу Голден первым догадался, что независимо от исхода гражданского иска огонь, разожженный Петей, существенно повредил не только две галереи Соттовоче, но и Дом Голденов (прикончив заодно и отношения самого Апу с Фрэнки Соттовоче: тот без дальнейших церемоний велел ему искать новое прибежище для своего искусства). Я зашел к Апу в студию на Юнион-сквер, он угостил меня зеленым китайским чаем из Ханчжоу, порезал кусками на тарелке твердый итальянский сыр.