Лулу, разумеется, не ждала теплого приема в доме аль-Кати. Но все равно оказалась неподготовленной к тем ледяным приветствиям, которые она получила. Дина со всей холодной любезностью, на которую была способна, проводила Лулу в гостиную. Комната тут же погрузилась в тишину. Тамра на нее даже не взглянула.

Но они все собрались ради Тани, невесты. И шейх сказал свое слово. Так что Лулу будут игнорировать, но не изолировать полностью.

Лулу присела, куда ей велели. Наблюдая за тем, как другие женщины – кто в хиджабе, кто с уложенными крупными локонами, кто с прямыми и гладкими волосами – собирают букеты, Лулу повторяла их движения. Если что она и выучила в Сили Холл, так это держать язык за зубами и повторять за другими. Не знать что-то не считалось зазорным, но признание в своем невежестве обычно встречалось с беспощадным молчанием. Лучше притвориться, будто знаешь, чем признавать такое поражение.

В конце концов разговор продолжился. Старшие женщины говорили в основном на арабском, младшие – на английском. Но разговоры обоих поколений то и дело перемежались иностранными словечками тут и там, вне зависимости от основного языка. Лулу приметила стол, на котором стояли блюда со специями, небольшая тарелка с солью, зеркало, белое кружево – все на удачу невесте. Жаль, что не существует такого же традиционного стола с удачей для тех, кто называет невесту шлюхой и портит себе жизнь.

Лулу не смела и мечтать о таком.

– Hal anti jo’ana?[42]

Лулу подняла глаза. Это была третья сестра тетушки Сальвы и тетушки Фарры.

– La, shukran, Khala[43]. – Лулу покачала головой. Ей сейчас кусок в горло не лез.

– Jo’ana, habibti?[44] – третья сестра не желала принимать ответ Лулу как правдивый.

– La jo’ana, shukran, Khala[45]. – Лулу стало совестно, что она не помнила имени этой женщины. Еще один пункт в длинном списке ее грехов.

Третья сестра и глазом не повела, ей было так же радостно называться тетушкой, как и собственным именем.

– Bidik tishrabee Shi?[46]

– La shukran, Khala[47], – повторила Лулу. Даже жидкость наверняка не задержится в ее желудке сейчас. Она была слишком напряжена. – Спасибо, спасибо, тетушка.

Третья сестра похлопала Лулу по колену и поднялась со стула. Лулу продолжила работать над букетом, как вдруг перед ней, звякнув, возникла чашка чая.

– Работа вызывает жажду. Ты пьешь, – сказала третья сестра. – Tishreeb. Tishreeb[48].

– Спасибо, тетушка. – Лулу добавила три куска сахара в крошечную чашечку и отпила. Нет смысла противиться.

Третья сестра присела рядом. Она смотрела и ждала, пока Лулу не выпила треть обжигающе горячего чая. Удовлетворившись, она вернулась к работе. После этого атмосфера в комнате стала намного теплее. Лулу не была уверена, то ли она просто получила штамп с женским одобрением ее присутствия, то ли комната показалась уютнее после теплого, сладкого чая. Лулу еще не опустила чашку, когда Дина наконец снизошла до разговора.

– Тебе повезло, что кхала такая великодушная, – прошипела она. – Тебя здесь не должно быть, портишь весь день моей кузине.

Широко раскрыв глаза, Лулу проглотила свой последний глоток чая. Руки дрожали, когда она поставила чашку на стол, как вдруг она наполнилась снова. Лулу подняла голову и увидела старшую сестру Тамры, Таню-невесту.

– Отвали, Дина, – сказала Таня-невеста. – Моя мама – стерва, и ты это знаешь.

Лулу застыла от удивления, Дина округлила глаза.

– А что? Моя мама воительница. Нельзя просто пройти через то, через что прошла она, не имея стальных когтей. Не забудь добавить сахару, милая. Мама сделала чай очень крепким в этот раз. Она всегда делает его крепким. Любит, когда горько. – Таня-невеста приподняла чайник. Судя по тому, как осторожно она его держала, он был полным. – Кхале Зине ты нравишься.

– Кхала Зина не понимает, что происходит, – огрызнулась Дина все еще шипящим голосом.

– Слабый английский не означает слабый ум, Дина, – заметила Таня.

– Я не это имела в виду… – начала было Дина.

Таня подняла брови, глядя на кузину.

– Кхала Зина прекрасно понимает, что происходит. Она великодушная. Я думаю, война делает людей такими. Люди становятся тверже и мудрее. С войной шутки плохи.

Лулу молчала, ошеломленная. От ее лица Таня винила Дину. А ведь никто не мог внушить чувство вины так эффективно, как невеста, да еще и старшая кузина. Облегчение от того, что эту тактику применили в ее защиту, а не против, было новым и замечательным чувством для Лулу. Она вдохнула его, как задыхающийся от недостатка воздуха человек. Никто никогда не делал ничего подобного ради нее.

Никто, кроме Ло.

Лулу вступила в этот напряженный разговор, лишь бы не думать о Ло.

– Кажется, Дина хотела сказать, что тетушка Сальва не рассказала кхале Зине о том, что я сделала, из великодушия ко мне.

Тут Таня рассмеялась.

– Нет, милая. Она не посмела бы пойти против Аму. Мама запомнит, что ты ей сказала, до конца твоей жизни. Или ее жизни. Смотря чья закончится раньше. Надо отдать ей должное за это.

– А что насчет тебя? – спросила Лулу, поддавшись чистому импульсу.

Таня склонилась ближе. Ее голос понизился до шепота.

– По-моему, это очень забавно. Никогда не видела, чтобы кто-либо срывался так зрелищно. Тебе полагается «Оскар» за лучшую публичную сцену на культурном мероприятии. Но если кому-нибудь скажешь, что я так говорила, я скажу, что ты врешь, и буду отрицать до конца жизни. Я готова быть стервой, если надо.

– Ты на стороне большинства? – спросила Лулу с надеждой в голосе.

Таня засмеялась. В этом смехе слышался приятный, дружелюбный перелив.

– Господи боже, нет. Но кто хочет быть на стороне большинства?

– Почему ты так добра ко мне? – спросила Лулу.

– Замужество делает человека довольно благородным, я заметила. Но, в основном, потому, что мне тебя жалко. Обычно ты выглядишь такой крутой. Я поняла, что тебе приходится тяжело, когда ты перестала выглядеть такой крутой. Когда ты не смогла больше сдерживать себя.