Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 14
На сцене шла пантомима. И хотя это была всего лишь репетиция, все оказались в масках и белых париках. Клим растерянно остановился в дверях, слушая выкрики сидевшего в зале Ивана:
– Слева не расползайтесь! Люся, динамичней, ты прямо уснешь сейчас… Гусли, где вступаете? Я дирижер тут, что ли? Махать каждому должен?
– Должен!
Клим узнал голос и с облегчением убедился, что не ошибся, угадав Зину в третьей справа фигуре. Не снимая маски, она напористо продолжила, то и дело взмахивая красивой, длинной рукой:
– Только ты видишь все действие целиком! Мы отсюда этого не замечаем. Каждый выполняет свое, но мы же не видим друг друга… Не всех сразу!
– Сам знаю, – буркнул Иван и прикрикнул, сделав нетерпеливый и требовательный жест: – Всё, замолчали!
Но только они приготовились начать, как у него зазвонил телефон. Громко выругавшись, Иван выхватил из кармана трубку и, повернувшись спиной к сцене, увидел силуэт в дверях. Клим не мог с уверенностью сказать, узнал его Иван или нет, но он резко крикнул:
– Выйдите из зала! Вы мешаете репетиции!
Шагнув назад, Клим поспешно притворил дверь и уже из фойе услышал укоризненный Зинин возглас:
– Это грубо! Он же наш автор.
Быстрые шаги уже приближались к двери с внутренней стороны. Клим отбежал подальше, чтобы ей не показалось, будто он подслушивал, и едва не наступил на собачку, что плелась за ним от самого автобуса. Та отпрыгнула в сторону и застыла, ожидая, прогонит он ее или подзовет.
– Ну извини, – шепнул Клим, сделав ей знак подойти. – Я совсем забыл про тебя.
– Здравствуйте!
Зина уже сбросила и парик, и маску, только платье на ней было то же, что у всех на сцене – длинное, узкое, без рукавов. Его непроницаемый черный цвет темнил упавшие на ткань косы. Клим погладил их взглядом и улыбнулся:
– Опять косы.
Она так и засветилась в ответ:
– Опять. Они вам нравятся?
– Мне все в вас нравится.
– Вы извините Ивана. Он не хотел вас обидеть. Просто не разглядел, что это вы.
– А вы разглядели?
– Пойдемте отсюда, – оглянувшись, Зина заметила собачку. – А это кто? Она с вами?
Клим неопределенно пожал плечами:
– Боюсь, она считает, что со мной. Приблудилась на улице. Мне показалось, что у нее глаза похожи на ваши.
Мотнув головой, Зина беззвучно рассмеялась:
– Клим! У всех собак карие глаза!
– Разве у всех? А я подумал, что только у этой.
– Вы смешной! Мне это очень нравится. Обычно люди боятся выглядеть смешными. Я тоже.
– Только не на сцене, – вставил Клим.
Она с веселым удивлением расширила глаза:
– Вы уже поняли? Там я вообще ничего не боюсь!
– Потому что вы в маске?
– Может быть, – она задумалась. – Хотя это…
– Спорно, – подсказал он и решил, что выглядит довольно глупо, все время так безудержно улыбаясь, но поделать с собой Клим ничего не мог.
На этот раз Зина спустилась с трех ступеней гранитного крыльца с достоинством королевы и степенно произнесла:
– На сцене интереснее играть то, что тебе не близко в жизни. Или полностью противоположно.
«Лягушку», – мысленно согласился Клим.
– Я знаю многих актеров… И столичных, и провинциальных, которые одинаковы во всех ролях. То есть они всю жизнь изображают самих себя в разных ситуациях. Может, в этом, конечно, проявляется своего рода цельность, хотя это очень спорно, – она засмеялась, заметив его взгляд. – Ну да, да! Так вот, таких артистов мне всегда жалко… Это ведь скучно невероятно!
– Я тоже таких знаю, – подтвердил он, припомнив.
Кивнув, она убежденно заявила:
– Вот ваша пьеса ничуть на вас не похожа! Это здорово.
Дойдя до угла, Зина остановилась, огляделась и обрадованно махнула рукой:
– А пойдемте на качели! Видите там «лодочки»? В детстве мы все время на них качались. Я ведь с пяти лет в драмкружке. Вместе с Иваном… Сейчас их застопорили, говорят, что уже опасно качаться, прогнило все. Но посидеть еще вполне можно!
– А вам не надо на репетицию? Вас не будут ругать? – забеспокоился Клим.
Зина беспечно тряхнула головой:
– А! Он объявил перерыв на полчаса. У него там переговоры с Владивостоком. Звонок за их счет, так что он долго будет… разговаривать.
– Жаль, что я не дружу с деловыми людьми… Подговорил бы кого-нибудь звонить ему почаще.
– А вы коварны, сударь! – с укором протянула она и, присев, поманила собаку. – Эй, пошли с нами! Как вы ее назовете?
– А я должен ее взять? – испугался Клим.
– Но у вас же нет собаки, угадала? Это знаете кто… Это смесь бульдога с носорогом! Так мои дети определяют.
Клим подумал с опаской, что воспоминание о детях усмирит ее задор, но, усевшись в проржавевшую «лодочку», Зина весело улыбнулась:
– Как в детстве… Краска совсем облупилась… Смотрите, здесь она желтая, а тут синяя. Не поймешь, какой цвет был последним.
Стараясь не опираться о прутья, которые даже выглядели ненадежными, Клим забрался следом и сел так, что ее ноги оказались между его. Он не касался их, но со стороны, наверное, казалось, что Клим их сжимает.
Перестав улыбаться, Зина сказала:
– Она слишком короткая для взрослых… Вы… Клим, зачем вы пришли?
– Не знаю, – откровенно признался он. – Я просто чувствовал, что не переживу этот день, если вас не увижу. Я собрал детей для групповой терапии… Как тогда, помните? А через пять минут отпустил их. Они решили, что я заболел.
– А вы? – глядя на его колено, спросила Зина.
– А я и вправду заболел…
Она с жалостью заметила:
– Вы же меня совсем не знаете!
– Знаю. Вы забыли?
– Про ваш сон? Нет, я не забыла.
И вдруг в сердцах воскликнула:
– Клим, вы мне так мешаете!
– Мешаю? – обескураженно повторил он и сам почувствовал, как у него дрогнули губы.
– Вот! – она руками приподняла его голову. – Это выражение… Я все время его вижу. Иногда у вас становится такое детское лицо… А тело мужское. Клим, я все время его чувствую, вот что вы наделали!
Он ничего не смог ответить, и Зина, морщась от досады на себя, заговорила снова:
– Я каждую минуту… секунду… ощущаю вас. Как будто вы все еще ко мне прижимаетесь… Как там, в лесу. Или у вас в кабинете… От этого с ума можно сойти! Я же ничего не могу делать! Я забываю посолить суп… Утром я чайник уронила. Слава богу, он оказался с холодной водой. Я ее собирала, и у меня почему-то слезы текли… Я не знаю почему! Я репетицию из-за вас срываю! Я все делаю не так…
Клим растерянно предположил:
– Мне