Заглушив ее, Клим крикнул:

– А тебя? Тебя, значит, я могу бросить?! Разве мы с тобой виноваты в том, что здоровы? Это порок, что ли?!

Зина посмотрела на него с замешательством, и он легко прочитал в ее откровенных глазах, что такое ей и в голову не приходило. Взяв его под руку, она предложила совсем спокойным тоном:

– Давай сделаем кружок, и я пойду, а то Иван меня изувечит.

– Не говори так, – нахмурился он.

– Ладно, не буду. Я, наверное, тоже понемножку схожу с ума. Как это бывает?

– Думаю, что этого не объяснишь… Смотри, а собачка все еще здесь!

По-мальчишески присвистнув, Зина поманила ее:

– Эй, иди к нам! Так мы возьмем ее? Смотри, какая славная!

– Мы? – не поверив, переспросил Клим.

– Ну, сначала ты, конечно. А потом, если… Я взяла бы, но Иван терпеть не может ни собак, ни кошек. Он даже «Лягушку» твою читать не хотел, потому что с живностью связано. У него какая-то болезненная брезгливость…

Вспомнив, что до сих пор не сказал о главном, Клим на одном выдохе проговорил:

– А я ночью начал новую пьесу.

– Клим! – она даже остановилась. – Правда? Ой, как я рада! И за тебя, и за себя. Мне достанется в ней роль?

– Я ради тебя ее и пишу.

– Ох, Клим! А о чем она? Нет-нет, прости! Дурацкий вопрос, сама терпеть его не могу… Как-то вырвалось, можешь не отвечать.

Он усмехнулся:

– На этот раз я работаю по заказу.

Зина решительно повернула его к себе лицом:

– Как это? По какому еще заказу? Зачем?

Клим тут же начал оправдываться:

– Да нет, конечно, никакого заказа… Просто у меня так засел в голове этот аист…

– Ты пишешь про аиста? – у нее испуганно раскрылись глаза. – Про нас? Клим, мне уже страшно… Я сама об этом просила, а теперь мне страшно…

– Почему? Я даже сам не знаю пока, что в ней будет. Бояться нечего, это точно. Я тебя не подведу.

Потеребив зубами нижнюю губу, Зина без улыбки спросила:

– Я могу сказать Ивану?

– Зачем? – вздрогнул Клим, но тут же понял: «Она привыкла всем с ним делиться… А тем, что касается театра, тем более. Это такое же их детище, как и трое малышей».

Он постарался не выдать внутреннего напряжения:

– Конечно, предупреди его. Если ему тоже надо как-то готовиться.

– За сколько ты написал «Лягушку»? – ничего не ответив, спросила Зина.

– За сколько? Месяца за два… Или за три… Я как-то уже и не помню.

– Как же мне хочется, чтоб поскорее! – захныкала Зина, теребя его за руку.

Он возликовал от того, что может хоть чем-то ее порадовать:

– А и выйдет скорее! У меня отпуск через два дня начинается.

– Отпуск! – откликнулась Зина так восторженно, будто ее жизнь тоже могла измениться от этого.

– Ты сможешь как-нибудь сбежать из дома? – спросил Клим и сам разволновался от того, что предлагал.

Она поразилась:

– То есть как – сбежать?

– Ну, не совсем, конечно… Часика на два.

– Ты все-таки…

– Но ведь невозможно так! – уже изнывая от желания, взмолился он. – Я ведь тоже все время тебя чувствую… Губы, ноги, живот – всю тебя!

Взволнованно оглядевшись, Зина предупредила, понизив голос:

– Тише, кто-нибудь может подслушать.

– Но ведь это я говорю, не ты! Это только мои желания, я за них и отвечу.

– Не только, ты же знаешь.

– Зина, Зина, – он опять начал хвататься за нее, как за спасательный круг, без которого уже точно не выжить, ведь все вокруг против тебя.

Она еще попыталась отбиться:

– Ты что? Ну ты что?! Ты сейчас, как там… в логу… Ох, Клим, но нельзя же здесь, ты ведь понимаешь… Ну что ты делаешь? У меня ведь репетиция!

– Да, – опомнился Клим. – Извини…

Привалившись к шершавой стене дворца, он с трудом перевел дыхание, испытывая желание удрать в кусты и по-мальчишески разрядиться. Зина вдруг шагнула к нему, и у Клима голова закружилась от безумия, полыхнувшего в ее взгляде.

– Можно я к тебе прикоснусь? – возбужденно зашептала она, прижимаясь. – Я хочу почувствовать тебя в своей ладони… Можно?

Клим только кивнул и тихонько застонал, когда Зина осторожно сжала его затвердевшую плоть.

– Сильнее, – выдохнул он, закрыв глаза, и услышал тот же звук расстегиваемой «молнии», который спугнул Зину в змеином логу.

Запрокинув голову, он растягивал наслаждение сколько мог, потом беспомощно признался:

– Я больше не могу…

– Конечно… Я этого и хочу…

– Я тебя испачкаю…

– Я сохраню твой запах, – шептала Зина, обжигая его ухо. – Он прилипнет к коже… Мне хочется… Пожалуйста!

Она подставила другую ладонь, а потом поднесла ее к лицу:

– Это твой сок… В следующий раз я буду пить его.

– Ты меня с ума сводишь, – признался Клим, пряча глаза.

– Нет! Этого я не хочу. Я люблю и твой ум тоже. Твой талант. Твои глаза. Твое тело. Твой сок. Всего тебя… Давай я сама вытру. Не бойся, я осторожненько.

– Спасибо, – смущенно сказал он, не зная, что еще добавить.

Зина удивленно рассмеялась:

– За что? Это тебе спасибо. Ты уже отдал мне частичку себя…

Глава 15

«Я боюсь…»

Этот простой вывод, сам собой родившийся из того клубка сомнений, ревности и смятения, который неумолимо в нем разрастался, потряс Ивана. Ему и раньше случалось чего-либо бояться, ведь мир, в который он врастал все сильнее, как раз на страхе и был замешен. Но Иван всегда помнил, что на земле существует место, которое создано по другим законам. Это был его дом, его гнездо, которое он оберегал от любой напасти и где сам укрывался, вымотанный бурной жизнью.

И вот теперь он стоял возле двери, отделявшей его от семьи, и думал: «Я боюсь». Тогда, на обрыве, это были только отголоски страха, а настоящий настиг его позднее… Иван точно знал, когда это случилось. Нет, он не видел ни поцелуя на качелях, ни того, что было потом. А вот раньше… Когда звонок из Владивостока оторвал его от репетиции…

Уже увлеченный разговором, он мельком взглянул на жену, которая направлялась к выходу из зала так стремительно, будто хотела, но не решалась побежать. Иван посмотрел на нее и остолбенел: вся она так и светилась от радости, которая (он угадал это каким-то шестым чувством) не имела к нему самому ни малейшего отношения.

Потеряв нить разговора, он проследил за Зиной, пытаясь догадаться, что происходит, и вдруг вспомнил, как она сердито выкрикнула: «Это грубо! Он же наш автор». Стараясь понять,