что подсказывать ему Зина явно не собиралась. А просить ее об этом Иван никогда не стал бы. Потому что в дуэте «режиссер – актриса» роли распределены раз и навсегда.

Он исподволь наблюдал, как она уверенно размахивает ракеткой, и одновременно пытался открыть пивную бутылку. Но маленький перочинный нож все время срывался, а консервного Иван не захватил. Резанув по пальцу, он взвыл, хотя боль была не такой уж и сильной, и с остервенением швырнул бутылкой в ближайшую сосну.

– Всё! – заорал он, ни на кого не глядя, потому что было страшно увидеть в глазах свое отражение. – Пошли домой, хватит! Мне работать нужно…

Природа неожиданно пришла ему на помощь, и все услышали глухой, мрачный раскат грома. Жоржик так и взвизгнул от радости:

– Гроза!

Зина отозвалась удивленным эхом:

– Гроза…

– А где? – недовольно спросила Тоня, оглядевшись. – Небо-то все чистое.

– Идет-идет, – отрывисто бросил Иван, собирая поклажу. – Зина, возьми это, я понесу Петьку.

Не двинувшись с места, Тоня уныло протянула, поколачивая по коленке упругим перекрестьем ракетки:

– Ну вот, только разыгрались…

– Пошли, я сказал! – крикнул Иван, выходя из себя. – Особое приглашение нужно, что ли?

Молча отдав дочери ракетку, Зина взяла у него большой ранец, а маленький надела Жоржику. Он пусто обвис на спине мальчика, и тот даже подпрыгнул, пытаясь почувствовать вес.

– Держу пари, мы промокнем до нитки, – пробормотал Иван, уже испытывая неловкость за свою вспышку, причину которой и сам до конца не понял.

– Да ну, пап, – весело отозвался Жоржик и опять передернул плечами, устраивая ранец поудобней. – Она где-то стороной идет. А если и промокнем… Вот, подумаешь!

– Еще скажи не сахарные, не растаем, – насмешливо поддела его Тоня.

– А что, растаем, что ли?

– Да я не про то. Вечно ты болтаешь всякие глупости…

– А вот и не глупости, – обиделся Жоржик. – Я много чего знаю!

– Чего, например?

– Чего?

Он беспомощно огляделся, пытаясь зацепиться за что-нибудь взглядом, и, увидев большой угловатый камень, радостно завопил:

– А! Вот ты знала, что в индуизме даже камни считаются священными? А деревья, так те вообще – жилища богов!

Пытаясь восстановить мостики, которые только что стремился разрушить, Иван с преувеличенным интересом спросил:

– Это ты где прочитал? В библиотеку сходил?

– Нет, – мальчик невинно улыбнулся. – Это мне Клим Жильцов рассказал. Он столько интересного знает!

– Клим Жильцов? – переспросил Иван, ощущая, как внутри все медленно мертвеет. – Он и до тебя добрался?

Жоржик снова улыбнулся, на этот раз немного виновато, как человек, извиняющийся за то, что не понимает каких-то очевидных вещей. Но Иван ничего не собирался ему объяснять. И выяснять тоже ничего не собирался, все явственнее чувствуя, что ему страшно даже взглянуть на жену. Он не хотел видеть того, как отразилось в ней это имя.

«Мне – страшно?! – спрашивал он себя с недоверием, в сердцевине которого уже билось отчаяние. – Разве мне когда-нибудь было страшно? Я даже не помню такого…»

– Пойдемте, – засуетился он, надеясь, что тревога рассеется, как только они выберутся с этого рокового обрыва, где он надеялся расслабиться и повеселиться. Ему неожиданно пришло в голову, что, может, так и вышло бы, если б внизу не было этой деревни, которая чем-то заворожила Зину и заставила говорить непонятные вещи.

Подхватив на руки малыша, Иван пошел первым, продолжая думать об этой неказистой, необустроенной деревушке, что растянулась внизу. Все они видели ее тысячу раз, но никогда она ничего не значила, а тут вдруг…

«Клим родился в деревне, – внезапно обожгло его. – И от этого все деревушки на свете сразу повысили в Зининых глазах свою значимость… Она нашла себе нового гуру… Драматург чертов! Я уже не тяну на роль учителя».

– Ой! – вдруг вскрикнул Жоржик, который то шел рядом с Зиной, то забегал вперед и, пятясь задом, улыбался отцу. – На меня капнуло!

– Дождь! – Тоня схватилась за голову и выдала непонятно к кому обращенный укор: – Правильно папа сказал, что мы промокнем до нитки!

Первые крупные капли словно вытянули за собой целую лавину воды. Она обрушилась на них, похохатывая, как вырвавшийся на свободу жеребец, и, как копытами, застучала по большим лопухам и плотному кустарнику. Дети вопили и взвизгивали, то пытаясь ладошками закрыть голову, то подставляя дождю лица. Но Зининого голоса он не слышал. И не решался повернуться, подозревая, что она и не заметила, как начался ливень.

– У меня уже голова чешется, – пищала Тоня, утратив свою обычную невозмутимость. – Вам хорошо, вы в кепках!

Иван поправил беленькую кепочку малыша, который радостно колотил пухлой ручкой по его плечу и заливисто похохатывал. Надеясь, что Зина этого не заметит, Иван покрепче прижал сына и мысленно крикнул кому-то:

«Мой! Никому не отдам!»

Мгновенно размокшая тропинка взрывалась крошечными грязными фонтанчиками, и ноги у всех уже были забрызганы до колен. Неунывающий Жоржик с воплями скакал вокруг, размахивая дырявым лопухом. Не выдержав, Иван обернулся: волосы у Зины совсем промокли и прилипли к телу, как у русалки. Заметив его взгляд, она попыталась улыбнуться, но от того, как это вышло, Ивану стало совсем нехорошо.

«Зачем я затеял этот разговор именно сегодня? – с досадой спросил он себя. – Вот бес попутал! Сам все испортил… Конечно, это ее выбило… Мне бы кто-нибудь сказал, что я останусь без театра! А Клим тут, скорее всего, и вправду ни при чем… Какой из него гуру! Сплошные комплексы. Даром что психиатр».

Это слово опять заставило его вспомнить о нерешенной проблеме, и Иван легко убедил себя, что все-таки дело именно в этом. Невыполненное обещание подточило его изнутри, и в самый неподходящий момент он просто сломался, попутно ушибив и жену.

«Сейчас вернемся домой, напьемся чаю… А может, и коньячку! И она отойдет. Она не умеет долго обижаться. Стоит приласкать – уже и отошла…» – Иван и сам успокоился, и, еще раз посмотрев на жену через плечо, уже весело подмигнул ей.

Зина вопросительно приподняла брови и слизнула с губ дождинки.

Дождь оборвался на краю бора, словно остался там, не имея права выхода за его пределы. Дорога, ведущая к их дому, оказалась совершенно сухой, и все удивленно переглянулись. Над головой было чисто и светло, как и два часа назад. Встречные оглядывали их с недоумением, видимо, гадая, откуда выбрались эти мокрые, грязные люди.

– Вот это да! – восхищенно протянул Жоржик. – Мы одни промокли, а все вокруг сухие. Разве так бывает?

– Дождь прошел полосой, – пояснила Тоня и потрясла головой, избавляясь от капель.

– Бывает, – совсем невесело отозвалась Зина. – Только мы одни и попали под этот ливень.