Дрожащими пальцами она сунула ключ мимо скважины. Металл неприятно скрежетнул о металл. Ещё раз. И ещё.

– Давай же. – Лиза всхлипнула.

Наконец бородка попала в замок. Раздался щелчок.

Она толкнула дверь и влетела внутрь.

В голубой комнате и вправду навели порядок. Ни единого следа не осталось от погрома. Но зацикленная на аккуратности Бельская без труда увидела перемены. Вещи лежали не на своих местах. В иной ситуации первым её порывом было бы начать их перекладывать, но не сегодня.

Лиза дрожащими руками распахнула шторы и проверила ведущую в сад дверь. Она оказалась заперта и заколочена по периметру широкими рейками, наспех выкрашенными белой краской. Запах до сих пор не выветрился.

Бельская с силой подёргала ручку. Дверь не поддалась.

Тогда она проверила ванную и убедилась, что там пусто. После чего заперла входную дверь на ключ, оставив его в скважине. И начала мерить нервными шагами пространство между шкафом у дальней стены и окном.

Лиза пыталась уложить в голове случившееся. И не могла собрать единую картину.

В памяти всплыли слова Петра Семёновича Ермолаева о том, что они все – безупречные, безгрешные создания. Это воспоминание вызвало невольный нервный смешок сквозь катящиеся по щекам слёзы.

Как иронично. Оказывается, она совершенно не знала своих подруг.

Бойкая и живая Натали крутила роман прямо в институте. Вступила в интимную связь с учителем словесности, который на них, юных красавиц, надышаться не мог и никогда этого не скрывал. Она шутила о переписках Танюши с её женихом, а сама, вероятно, совершенно потеряла голову, раз писала мужчине вещи куда более откровенные. Достаточные для того, чтобы того признали виновным в её смерти.

Рассудительная красавица Ольга очаровала немецкого дипломата. Возможно, она действовала уже как фрейлина императрицы, руководствуясь политическими соображениями, своими обязанностями и указаниями сверху. Быть может, и не чувствовала ничего к этому амбассадору на самом деле. Однако же немец был влюблён в неё без всякого притворства.

Невиннее всего во всей этой истории выглядела Танюша с её тайными свиданиями и шпионскими прогулками Алексея вокруг института. И всё же даже у скромницы Татьяны нашлись секреты. Оставалось лишь надеяться, что эти девичьи тайны были столь безгрешными, как утверждал Эскис.

И все три подруги хранили эти тайны от неё, считая чересчур правильной. Они знали – Бельская не поймёт. Не примет. Осудит их.

Лиза почувствовала себя невероятно глупой.

Она остановилась посреди комнаты. Прижала ладони к пылающим щекам.

Тяжёлая, зачумлённая мрачными мыслями голова кружилась. Боль нарастала за глазницами пульсирующими навязчивыми волнами.

Лиза заспешила в ванную. Там она повернула скрипучий старый кран и ополоснула лицо холодной водой. Девушка жадно плескала на себя снова и снова, пока не поняла, что намочила рукава и воротничок.

Тогда она подняла голову и встретилась взглядом со своим отражением.

По раскрасневшемуся лицу стекали капли. Они сбегали по приоткрытым искусанным губам и падали в раковину. Волосы вокруг намокли и прилипли ко лбу и щекам тоненькими прядками. Синие глаза были широко распахнуты. В собственном взгляде Лиза прочла гремучую смесь из страха, отчаяния и смятения. Невысказанный крик о помощи, который застрял где-то в глубинах её души навеки.

Бельская упёрлась руками в холодную раковину, продолжая бездумно рассматривать своё отражение.

Она и сама оказалась далека от святости, если учесть события последних дней. Но неужели же кто-то из её подруг и вправду заслуживал смерти? Чем они могли столь провиниться? Мелкими девичьими тайнами? Политической игрой в роман с послом? Связью с институтским учителем?

Последнее вообще не имело смысла. Жертвой собственного бесчестья могла оказаться лишь Наталья. Но Филипп Карлович вряд ли бы ощутил её позор на себе. Да, его бы уволили. Стоило ли сохранение места в Смольном того, чтобы лишить кого-то жизни? Он сберёг её письма. Соберись он убивать, то уничтожил бы все доказательства их отношений. Да и, когда Лиза обнаружила Натали, он прибежал первым. Значит, находился где-то поблизости. Бельская сама пребывала в шоке, но ей показалось, что Филипп Карлович перепугался не на шутку, когда увидел Наталью без признаков жизни.

– Казнят, – прошептала Лиза, обращаясь к своему отражению. – Его ведь повесят за убийство, которого он, вероятно, не совершал.

Воображение живо нарисовало ей доброго, угловатого и робкого Филиппа Карловича бледным висельником в петле. Он болтался в белой рубахе до пят на фоне серого петербургского неба. Босые ступни выглядывали из-под хлопкового подола рубахи. Этот странный образ пугал до мурашек.

Бельская тряхнула головой. Она оттолкнулась от раковины и пошла обратно в комнату.

Там её взгляд упал на закрытый гардероб.

– Туфли, – девушка прижала кончики пальцев к губам. – Туфли были женскими! Да, весьма большого размера. Но не для мужской ноги уж точно. Бессмыслица какая-то. – Она обхватила себя руками и вновь принялась ходить по комнате. – Сообщница? Или вообще человек, никак с Филиппом Карловичем не связанный? Та, кто знала обо всём и обо всех. Женщина, которая желала… чего? – Лиза остановилась у окна. – Чего она желала? Мести? Справедливости? Расплаты из ревности? Но кто она? – Девушка помассировала виски, чтобы хоть немного снять болезненную пульсацию, которая сводила её с ума. – Обиженная смолянка? Или молодая классная дама, которая могла питать к нему нежные чувства…

Бельская запнулась.

Она вспомнила слова Ксении Тимофеевны Веленской об ошибках её собственной молодости, которые классная дама предпочла забыть. А ещё о том, что женщина сказала сторожу про вечно открытые двери для слуг. Значит, Веленская про эти двери знала. Быть может, пользовалась не впервые.

– Какой смысл? – Лиза отрицательно покачала головой. – Ксения Тимофеевна с нами почти не пересекалась. Она дружит с Анной Степановной. А Свиридова, в свою очередь, любит нас гораздо крепче, чем демонстрирует.

Бельская вновь прошлась по комнате, заламывая руки. Следующим её порывом в отчаянии было написать письмо Алексею. Рассказать ему всё, что произошло: начиная с ареста Филиппа Карловича и заканчивая её размышлениями.

Лиза уселась за стол и положила перед собой чистую бумагу. Достала набор письменных принадлежностей, подаренных отцом. Занесла перьевую ручку над листом…

И не смогла вывести ни единого росчерка.

Чёрная капля сорвалась с металлического наконечника и кляксой расплылась по бумаге.

– Нельзя, – с досадой простонала Лиза и в сердцах бросила ручку на лист.

Если она напишет Алексею, а кто-нибудь потом найдёт у него её письмо, во всём могут обвинить его. Особенно если что-то дурное случится с нею.

– Нельзя, – повторила девушка, закрыв лицо руками.

Подставлять того, кто вызывал у неё столь нежные чувства, ей не хотелось. Бельская даже представить себе не могла, чтобы Эскис и