Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Филипп Карлович понурился. Опустил подбородок так, что волосы упали на лицо, и глухо повторил:
– Это не я. Христом Богом клянусь. Не мог я. Я не мог. Только не её.
– Ступайте уже, – сердито подтолкнул его один из полицейских.
Следом за ними на лестнице появились ещё двое служителей порядка в форме, а за ними шли приставы в сопровождении её светлости, институтских сторожей и старшей инспектрисы. Среди них Бельская заметила Шаврина. Мужчина нёс в руке кожаный портфель с медными пряжками.
Учительницы и классные дамы зашептались промеж собой. Кто-то попытался отправить девушек обратно на занятие музыкой, но без особого успеха. Все были донельзя озадачены происходящим.
Филиппа Карловича под конвоем повели к выходу. Классные дамы же устремились к её светлости, чтобы выяснить, что именно случилось. Вместе с ней остановился и один из приставов, чтобы ответить на вопросы. Но Лиза воспользовалась этой заминкой, дабы самой выяснить, в чём дело.
Бельская обогнула стайку одноклассниц и негромко позвала, привлекая к себе внимание:
– Иван Васильевич!
Шаврин, который было собирался с остальными полицейскими удалиться из Смольного как можно скорее, заметил её. Его хмурый лоб разгладился, а под моржовыми усами мелькнула улыбка. Пристав тотчас изменил направление и пошёл навстречу Лизе.
– Елизавета Фёдоровна, вы уже на ногах. – В его пристальном взгляде промелькнуло нечто очень похожее на искреннюю отеческую заботу. – Рад видеть, что вам лучше.
Он оглянулся через плечо и отвёл девушку в сторону так, чтобы они оба оказались у колонны: вроде бы у всех на виду, но в то же время укрытые от особенно любопытных глаз.
– Иван Васильевич, что случилось? Скажите, умоляю. – Бельская сложила вместе ладони. Её испуганный взгляд устремился к парадной двери, через которую как раз выводили учителя словесности.
Шаврин поморщился.
– Вы мне обещали рассказать, если что-то прояснится. Я и так чуть рассудка не лишилась от горя, и на том основании имею полное право знать правду. – Лиза была готова умолять. – Иван Васильевич, миленький. Не молчите. Прошу вас. Вы что-то нашли?
После краткого колебания пристав похлопал по портфелю.
– Письма, – коротко сказал Шаврин, но всё же сжалился и пояснил: – Мать убитой Натальи Францевны нашла у неё записку личного характера. По почерку мы вышли на вашего учителя и провели обыск в его комнате.
Филипп Карлович их учителем не был. Он работал с другими классами младших «голубых» девочек. Но Бельская промолчала. Слишком уж шокирована была услышанным.
– Нашли у него целую стопку писем весьма фривольного содержания, – продолжал Шаврин. – Уж простите, что я вам такие вещи говорю, сударыня. Вы сами спросили.
– Всё в порядке, продолжайте, – кивнула Лиза, а сама взялась рукой за колонну, чтобы не зашататься от слабости. – Кто… писал Филиппу Карловичу?
– Все письма до последнего ему написала ваша покойная подруга Наталья, – Иван Васильевич понизил голос. – И все, увы, свидетельствуют о том, что они состояли в весьма близких любовных отношениях. Только Наталья Францевна ответы этого мужчины не хранила. А вот он отличался сентиментальностью.
Лиза почувствовала небольшое головокружение.
– Этого не может быть, – пробормотала она. – Натали бы не стала.
– Увы, всё говорит об обратном…
Шаврин осёкся. Кажется, опомнился, что беседует всего лишь с юной девушкой, а не с полицейским или классной дамой.
– Елизавета Фёдоровна, я лучше пойду, – он оглянулся через плечо. – Вам этого знать не нужно.
– Нет-нет! – Лиза схватила его за рукав, не позволяя сдвинуться с места. – Думаете, это он… её убил? За что? За то, что не отвечала ему взаимностью?
– Как раз таки отвечала, причём весьма пылко, а он сокрушался, что ничего ей, баронессе, взамен предложить не может, кроме скромного учительского жалованья. – Шаврин покачал головой. – В последнем письме она сказала, что найдёт предлог и вернётся в институт, чтобы поговорить с ним обо всём до того, как уедет на летние каникулы за границу.
Лиза судорожно вздохнула, прижимая руки к груди.
– Она вернулась из-за него? Но это ведь не причина для убийства, – прошептала она непослушными губами.
– А вот это мне предстоит выяснить. – Шаврин наклонился и поцеловал руку Бельской. – Берегите себя, Елизавета Фёдоровна.
– Постойте, – Лиза снова удержала его. Она в растерянности часто захлопала ресницами. – А Оленьку и Танюшу тогда за что он отравил? За то, что они узнали про их с Натали… связь?
Шаврин нахмурился и мягко снял её ладонь со своего рукава.
– Прошу вас, ни с кем не обсуждайте этого, – вместо ответа строго произнёс он. – Мне запрещено разглашать какие-либо подробности. Я и без того с вами чрезмерно откровенен.
Он развернулся и сделал пару шагов, когда Бельская спешно задала ему в спину ещё один последний вопрос:
– А если это он сделал, что его ждёт? Каторга?
– Смертная казнь, – не оборачиваясь, на ходу ответил пристав.
За убийство карали строго: повешением. Лизе это было известно. Но отчего-то ей не хотелось верить в то, что милый и робкий Филипп Карлович не только соблазнил её подругу, но и мог лишить кого-либо жизни вообще.
Бельская привалилась спиной к колонне. Мраморная поверхность приятно холодила. Лиза постаралась сосредоточиться на этом ощущении, чтобы не лишиться чувств и вновь не оказаться в лазарете.
Вокруг всё ещё гомонили. Этот гомон звучал в холле нескончаемым эхом, от которого разболелась голова.
Задержавшийся пристав и княжна Ливен сухо отвечали на вопросы. Никто не открыл тех же подробностей, что и Шаврин. Лишь говорили про обыск и про то, что Филипп Карлович оказался под следствием в его результате, больших деталей якобы не знают. Смысл прочих фраз от Лизы упорно ускользал.
Она отыскала глазами Свиридову и подошла к ней.
– Анна Степановна, позвольте мне пойти к себе в комнату, пожалуйста? – тихо попросила она у классной дамы. – Обещаю, что к ужину приду. Мне нужно немного полежать.
Свиридова окинула её цепким взглядом. По ней было видно, что она не хотела оставлять воспитанницу одну, но и узнавать новости последней не желала.
– Хорошо, – наконец разрешила она. – Но больше никуда ни шагу. Вот, – она выудила из кармана маленький ключик. – Ваш ключ от спальни. Запритесь. Вам так будет спокойнее.
– Merci. – Бельская изобразила торопливый реверанс, после чего поспешила к себе в комнату, ни на кого более не оглядываясь.
Ключ она прижимала к груди, как некое бесценное сокровище. В горле пересохло от волнения. Глаза щипало. Лиза на бегу смахнула навернувшиеся слёзы. Уже в коридоре жилого крыла она осознала, что действительно бежит к своей комнате, чтобы поскорее остаться в одиночестве