глубоким, что сердце Лизы затрепетало в груди.

Сказала – и поразилась собственной доверчивости. Поразилась тому, как легко слетели с губ слова. Как радостно сделалось на душе. Будто не жила она вовсе посреди бездонной, чёрной трагедии, из-за которой едва не слегла с нервной лихорадкой.

Лиза потянулась к нему и, робея, поправила голубой атласный галстук.

– Так гораздо лучше, – она виновато улыбнулась. – Больно смотреть. Простите.

С удивительной бережностью Алексей Константинович взял её за руку. Ей подумалось, что он снова заговорит о любви. Начнёт давать обещания, как в тех французских романах, которыми она тайком зачитывалась. Но её милый доктор произнёс слова, в которых чувств было куда больше, чем в иных обещаниях:

– Прошу вас, мой друг, будьте осторожны. Знайте, что я беспокоюсь о вас каждую минуту.

Глава 16

Они возвратились в институт. Лиза отнесла в буфет стакан. Алексей же удалился вместе с Виктором Борисовичем в кабинет начальницы Смольного. О чём они беседовали за закрытыми дверьми с княжной Ливен, Бельская не знала. Но провели они там больше часа. Институтский доктор возвратился взвинченный. Эскис же имел хмурый вид, но стоило ему вновь увидеть Лизу в лазарете, как лицо его прояснилось.

Он подошёл к ней, чтобы дать рекомендации и попрощаться в присутствии сестры милосердия. А когда женщина отвлеклась, улучил момент, чтобы коснуться руки Бельской и быстрым шёпотом сказать:

– Напишите отцу. Попросите забрать вас поскорее. Когда он возвратится в Петербург, я первым делом познакомлюсь с ним. И представлю вас своей матушке, если вы не против. Уверен, вы друг другу очень понравитесь.

Лиза почувствовала, как вновь заливается краской от волнения. Ей до сих пор не верилось, что их интерес в отношении друг друга взаимен. Смутное чувство вины перед покойной Танюшей и то магнетическое притяжение, которое оказывал на неё Алексей, смешивались в её душе опасной гремучей смесью.

– Вы сказали, что сможете найти в себе достаточное терпение, чтобы не торопить меня, – тихо ответила она, пряча радость за попыткой изобразить возмущение. Но, кажется, восторженный блеск глаз её выдавал. – Вы меня обманули, Алексей Константинович?

– Боюсь, что так, увы, – он свёл брови, отчего лицо приобрело забавно-виноватое выражение.

Девушка тихо засмеялась. Запоздало она зажала рот ладонью, испугавшись, что её чересчур неуместный смех услышат. Но Эскис ответил ей невозмутимым, преисполненным тепла взглядом. Ей почудилось, что он даже доволен тем, что она смеётся над ним.

– Вот так гораздо лучше, – заметил он. А затем уже серьёзнее добавил: – Её светлость заверила, что вас сегодня же переведут из лазарета. Я уговорил её дать вам ключ, чтобы вы могли на ночь запираться изнутри. Убедил, что это поможет вам сохранить душевное равновесие. – Эскис подался к ней. – Елизавета Фёдоровна, я вас прошу, будьте очень осторожны. Не оставайтесь одна. Следите внимательно за тем, что едите и пьёте. Ничего ни у кого не берите. При малейшей необходимости требуйте меня, как вашего доктора. Не сомневайтесь, я приду.

Сердце забилось в груди буйно и отчаянно.

– А вы…

Договорить ей не удалось.

В приёмной гулко зазвучали шаги и приглушённые голоса. Мужчина ворчливо жаловался женщине на то, что его труд совершенно не ценят. Лиза признала Виктора Борисовича и Свиридову.

– Я приду сразу, как смогу. – Алексей бросил короткий взгляд в ту сторону и заговорил быстрее: – Хочу навестить родителей Татьяны Александровны на днях. Давно собираюсь это сделать.

Он умолк и отступил на шаг, потому что классная дама и институтский доктор вошли в лазарет. Если Виктор Борисович демонстрировал гордость и непоколебимость, то вид у Анны Степановны был такой, будто она собиралась вышвырнуть Эскиса прямо из окна. Поэтому пришлось проститься предельно официальным образом.

Алексей Константинович ушёл. А Лиза сказала своей наставнице, что должна срочно телеграфировать отцу в Москву.

Свиридова выслушала девушку, строго поджав губы. Будто бы сердилась на неё за это неуместное для стен Смольного общение с Эскисом, но не смела расстраивать и без того огорчённую воспитанницу. Да и все документы у Алексея оказались в порядке. Последнее – к глубочайшему разочарованию Виктора Борисовича, который желал оставаться полноправным владыкой в институтском лазарете и не терпел постороннего вмешательства, не говоря о каких-либо официальных проверках.

– Мы уже сообщили вашему почтенному родителю обо всём, не извольте беспокоиться, – сухо произнесла Анна Степановна.

– И что он ответил? – оживилась Лиза. – Он приедет за мной?

– Когда и планировал, ни днём раньше. – Свиридова заметила, как изменилась в лице девушка, и позволила себе немного смягчиться: – Полно вам, Елизавета Фёдоровна. Осталось совсем недолго. Я буду подле вас все оставшиеся дни. Кроме того, вам дозволено сегодня же возвратиться в вашу голубую комнату. Там навели полный порядок.

Лиза почувствовала слабость в коленях. При мысли о том, что она вновь окажется одна в той комнате, ей сделалось настолько нехорошо, что она медленно присела на кровать.

– Но как же дверь в сад? – Она перевела растерянный взгляд со Свиридовой на Виктора Борисовича, который был занят тем, что капал для неё лекарство в маленький мерный стаканчик.

– Её заперли и прочно заколотили. Не извольте беспокоиться, – заверила Анна Степановна, после чего снова поджала губы, выражая лёгкое раздражение. – Кроме того, по настоянию Алексея Константиновича вам выдадут ключ, чтобы вы смогли закрываться на ночь. Такие условия позволят вам хоть немного унять беспокойство?

– Думаю, да, – Лиза растерянно кивнула.

Она выпила предложенное лекарство и пошла за Свиридовой в трапезную на обед.

Другие девушки встретили её приветливо. Обступили, принялись обнимать и сыпать ласковыми словами, чтобы хоть немного поддержать Бельскую. Некоторым, очевидно, не давал покоя сегодняшний визит молодого врача, но при классных дамах проявлять любопытство не стал никто. Впрочем, даже расспросы мало волновали Лизу. Куда сильнее она испугалась самого обеда.

Подали жиденький куриный суп, который назвали «лёгким». К нему – кусок хлеба с маслом. А на второе – рыбные котлеты и переваренный рис. Чуть пресная институтская еда, уже знакомая Бельской за годы учёбы. После можно было взять в буфете кулебяку и сладкий чай. Но у Лизы напрочь пропал аппетит. Ей почудилось, что вся еда имеет неестественный, кисловатый запах.

Лиза украдкой глянула на одноклассниц. Все девушки принимали пищу одинаково. Никто не пытался отказаться от обеда или же не есть что-то. Не могло возникнуть подозрений, что в супе или бледных рыбных биточках скрывается новая порция яда. Но всё же Бельская внезапно ощутила подкатившую тошноту. Она с трудом сдержалась, чтобы не убежать из столовой прочь, подальше от навязчивого запаха рыбы.

Ей удалось съесть совсем немного, прежде