должности. Но теперь он сожалеет о своей трусости и тоскует по вашей подруге весьма искренне, как я могу судить.

– Вы ему поверили? – Лиза искоса посмотрела на мужчину.

– Пожалуй, да, – Эскис пожал плечами. – Он выглядел весьма честным. Говорил убедительно. Мотивов убивать Ольгу, а тем более Татьяну или Наталью у него не было. Их связь ему не вредила. Тем более, насколько мне известно, их отношения, – Алексей Константинович замялся на мгновение, чтобы прокашляться в кулак, а затем завершил предложение, – носили сугубо платонический характер.

Щёки Бельской вспыхнули. Кажется, покраснела она вся, от кончиков ушей до пят. Даже дышать стало тяжелее.

– Откуда, – начала было она, а потом припомнила: – Ах да! Вы же видели результаты обследований покойных девушек.

Она вновь ощутила горькую боль в душе, от которой захотелось спрятаться подальше. Подруги тщательно хранили от неё секреты, боясь, что она их осудит. Но, вероятно, делились друг с другом за её спиной. Как печально было это осознавать.

– Быть может, она его и не любила вовсе, а просто выполняла приказ очаровать важного дипломата, – с грустью пробормотала Бельская.

Они свернули в аллею, которая огибала сад, ближе к набережной. Здесь за кустами и деревьями их не могли видеть ни ученицы, ни учителя из окон института. Наверное, они бы смотрелись странно, заметь их кто-то посторонний: пара на пустынной дорожке, в тени разросшихся яблонь, она – бледная, тоненькая смолянка в форменном белом платье с фартуком и с толстой каштановой косой, и он – высокий и статный мужчина в медицинском халате поверх светского костюма. Но Лизе вдруг сделалось совершенно безразлично, что бы могли сказать заметившие их люди. Вероятно, лекарство всё ещё не выветрилось из её крови окончательно.

– Да и немец этот, – Бельская фыркнула. – Как он мог полюбить девушку, которую с ним явно познакомили не просто так, а с целью привлечь его внимание? Он ведь, скорее всего, не глуп. Вряд ли Нойман этого не понимал.

Алексей вдруг остановился на месте и отчётливо усмехнулся.

Остановилась и Лиза, повернувшись к нему.

Она ожидала очередного едкого замечания о том, что совершенно не знает настоящей жизни, находясь годами в этих стенах. Но вместо этого Эскис улыбнулся ей мягко и чуть лукаво.

В зеленоватой тени древесных ветвей его глаза казались ей темнее и гораздо выразительнее, чем прежде. Отчего-то под его взглядом ей сделалось необычайно тепло.

– Елизавета Фёдоровна, любовь – чувство нерациональное. – Алексей чуть нахмурил лоб, тщательно подбирая каждое слово. – Рассудку неподвластное. Логики не знающее. Ведь я, как образованный врач и светский человек, выбрал себе невесту, исходя из вполне разумных доводов моей матери. Я доверился её мудрости. Из разумных же побуждений силился завязать со своей невестой крепкие отношения, основанные на взаимном уважении и верности. – Он шагнул ближе, так, что теперь Лиза смотрела на него снизу вверх, затаив дыхание. – Но мужчины, увы, влюбляются не в разумные выводы. – Его взгляд заскользил по её лицу с какой-то тихой тоской. – Они влюбляются в родинку на шее. В чуть приоткрытые в изумлении уста. И в глаза, такие невероятно синие, ультрамариновые, будто ребёнок этот цвет выбирал, чтобы намеренно сделать портрет ярче. – Алексей Константинович понизил голос и сказал едва ли не шёпотом, хоть и некому было их подслушать: – Так, что вокруг блистает пёстрый, праздничный бал, а тебе достаточно одного лишь взгляда в эти глаза, чтобы понять, что ты пропал без всякой надежды на спасение.

Это естественное признание, лишённое малейшей театральности, поразило Лизу до глубины души.

Он говорил про бал на Крещение. Про тот самый день, когда Татьяна представила их друг другу.

Не сводя с неё взгляда, Эскис взял её за руку, чтобы поцеловать пальцы невесомым, бережным поцелуем. Прикосновение его тёплых губ напомнило ей о том, насколько холодна была она сама.

Лиза мягко высвободила руку и прошла к ближайшей лавочке, чтобы опуститься на неё. Мужчина в терпеливом молчании последовал за ней. Сел рядом, не сводя с неё глаз.

Приличная, благовоспитанная девица внутри её кричала о том, что за столь неподобающим поведением неизбежно последует суровая кара. Но Лиза… сама Лиза Бельская вдруг поняла, почему ей так сладко и страшно одновременно, несмотря на события минувшего месяца.

Это было счастье.

Наконец Бельская набралась смелости и вымолвила:

– Я… я не представляю, что в такую минуту полагается сказать.

– Тогда не говорите ничего. – Эскис пригладил волосы. – Мы, если позволите, возвратимся к этому волнующему разговору позже, когда вы оправитесь, а все тревоги останутся позади. – Он повернулся так, чтобы сидеть к ней вполоборота и не упустить ничего из её реакции. – Не беспокойтесь, Елизавета Фёдоровна. Я отлично понимаю, что всё это несвоевременно. Вы переживаете потрясения одно за другим. И я не вправе сейчас требовать от вас что-либо. Мне и самому полагается предаваться скорби о покойной невесте. Но, увы, мысли мои заняты живым человеком, и это лишь усугубляет чувство вины. – Он качнул головой, словно соглашаясь с собственными словами. – Однако прошу вас лишь об одном, потому как неведение сводит с ума. Скажите, смею ли я надеяться на что-то в будущем?

Поражённая его словами, Лиза смотрела на Алексея во все глаза. Кажется, её губы даже приоткрылись от искреннего изумления, с которым она никак не могла совладать.

О чём говорил этот человек? Этот добрый, удивительный мужчина, терпеливый и внимательный. Тот, кто праздной жизни золотой молодёжи предпочёл сложную учёбу медицине и работу на благо других людей. Он открыл собственную практику вместо того, чтобы беззаботно тратить фамильное состояние. Он благородно делал пожертвования, считая это чем-то само собой разумеющимся. И он… обратил на неё своё внимание? На девушку, которая всю жизнь заботилась лишь об учёбе и о собственной репутации. На ту, кто жила заблуждениями, страдая от сурового воспитания и узких взглядов на мир.

Бельская не верила своим ушам.

Однако Эскис истолковал её робкое молчание по-своему.

– Если вы не уверены, я не стану тревожить вас, – мягко заверил он. – Прошу вас, только не беспокойтесь понапрасну. Я смогу найти в себе достаточное терпение…

– Да, – перебила его Лиза. Она взволнованно облизала губы и с жаром выпалила, пока не передумала, возвратившись к привычным предубеждениям: – Вы можете надеяться, Алексей Константинович. И я буду рада поговорить с вами обо всём при более благоприятных обстоятельствах. Но вы правы. Это лучше сделать позже.

Кажется, эта тирада сняла камень с его души. Мимика мужчины сделалась более расслабленной, даже плечи с облегчением немного опустились. Не говоря уже о глазах. Взгляд преисполнился ласковой благодарностью. И чувством таким