вправду оказался виновен или хоть сколько-нибудь вовлечён в эту вереницу трагедий. Что всё ещё не кончено, Лиза не сомневалась.

Наверняка она окажется следующей жертвой. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы её неосмотрительное поведение позволило полиции обвинить Алексея Константиновича. Он и без того слишком многое сделал для неё в последнее время. Помогал с расследованием. Ездил к Юсуповым и стал свидетелем дуэли. Затем навещал её в лазарете, добившись разрешения. Безусловно, полиция может обратить на него внимание.

Лиза осознала, что боится. Но почему-то в этот раз не за свою жизнь. А за милого Алексея Константиновича, которого она любила всем сердцем той самой непозволительной любовью, что столь губительна для приличной девушки.

Вежливый стук в дверь прервал её сумбурные мысли.

От неожиданности Лиза вздрогнула.

– Елизавета Фёдоровна, будьте любезны, отоприте, – раздался негромкий голос Анны Степановны. – Я пришла вас проведать.

Бельская нехотя подчинилась.

– На вас лица нет, – заметила вошедшая в комнату классная дама. – Прилягте. Чем вы тут занимались?

Свиридова взяла Лизу под локоть и повела к кровати. Взгляд наставницы упал на бумагу.

– Хотели написать письмо? Я вам помешала?

– Ничуть, – Лиза присела на край постели. Ложиться ей вовсе не хотелось. Впрочем, откровенничать с классной дамой тоже. – Подумывала написать отцу.

– О чём же? – Свиридова нахмурилась, глядя на девушку сверху вниз.

– О том, как сильно я боюсь, что меня убьют следующей, – бесцветным тоном сообщила Бельская.

Свиридова фыркнула. Она подошла к столу, чтобы убедиться, что ничего подобного её воспитанница не написала.

Лиза же мысленно поблагодарила Господа за то, что уберёг её от опрометчивого поступка.

– Что за очередные глупости? – возмутилась женщина.

Лиза не ответила. Она отвернулась. Взгляд бездумно заскользил по голубым узорчатым обоям. Их рисунок напоминал ей о пионах в их собственном саду в имении. Кажется, её гувернантка их очень любила. Нараспев называла pivoines[35]. И всё время старалась принести в дом букет попышнее. Но со сладкими цветами в дом неизбежно проникали мелкие чёрные муравьи, которых папенька не выносил. Он ругался. А гувернантка только смеялась. Она была единственным человеком, который умел сохранять невозмутимость в присутствии раздражённого Фёдора Бельского. Лиза уж точно никогда этого не умела.

Свиридова горячо говорила о том, что всё осталось позади. Что преступник пойман и получит по заслугам. А они смогут всё пережить. Но Бельская слушала свою наставницу невнимательно. Что-то надломилось в ней безвозвратно. Уверенность в том, что ничего ещё не кончено, оставалась непоколебимой.

Вечером того же дня Лиза отказалась от ужина. Не смогла съесть ни крошки. Выпила лишь компот, который разливали из общей кастрюли. Затем сослалась на головную боль и ушла к себе, чтобы провести остаток вечера взаперти.

Она думала, что ляжет спать пораньше. Но сон не шёл. То ли лекарства перестали действовать. То ли она слишком долгое время спала перед этим. Организм пребывать в забытьи более не желал. Ей удалось задремать лишь около часа ночи. Но сон оказался беспокойным и поверхностным, полным виселиц и пустых гробов, похожих на тот, в котором лежала её покойная матушка. Только теперь Лизе мнилось, что она выбирает гроб для себя.

Ночью она проснулась от шороха.

Липкий ужас сковал тело, едва она открыла глаза. Бельская не сразу осознала, откуда доносится звук.

Что-то шевелилось за окном.

Расплывчатый чёрный силуэт колыхался в сумраке сада. Тень бродила взад-вперёд. То скрывалась за складкой шторы, то вырисовывалась отчётливее. Высокая фигура, которая искала нечто под её окном.

Лиза беззвучно зашептала молитву. Её губы дрожали. Во рту пересохло от страха.

Девушка сползла пониже на кровати, глубже зарываясь в одеяло. Надеялась на то, что её не заметят. Что снаружи вообще не видно ничего из того, что происходит в комнате.

Но потом она моргнула.

И фигура за окном просто исчезла, оказавшись очертанием куста, который накануне постригли после того, как полицейские вытоптали всю траву в поисках улик. Куст барбариса раскачивался на ветру, будто двигался из стороны в сторону, как живой.

Лиза вздохнула с облегчением. Но заснуть той ночью она более не смогла. Вслушивалась в шорохи и вглядывалась в каждую тень.

С наступлением дня кошмар продолжился. Завтрак она снова побоялась есть. С трудом заставила себя проглотить кусочек хлеба с маслом. Едва не расплакалась, когда подали какао.

Бельская решила, что не может думать здраво. Нельзя смотреть на одноклассниц и учителей с подозрением. Нельзя ждать отравления или иной чудовищной смерти, оглядываясь на каждого человека. Если ей всё время мерещится убийца, который преследует её, значит, она попросту сходит с ума. Не более того.

Лиза попыталась успокоиться и вернуть себе ясность мысли. Она пошла с одноклассницами на занятия. Потом кое-как проглотила немного супа в обед и отправилась на прогулку в сад.

Девушки играли в бадминтон под предводительством Вареньки Воронцовой, которая со всей присущей ей весёлостью исполняла роль судьи и сыпала забавными ремарками. Лиза же заняла место в тени дерева, чтобы почитать книгу. Но ей приходилось раз за разом пробегать глазами одну и ту же строчку, чтобы хоть немного сосредоточиться на смысле написанного. Бельская всё время отвлекалась. То на Варю и остальных девочек. То на садовника с тележкой. То на прошедших мимо монахинь. То на классных дам, гулявших неподалёку. В итоге она всё-таки заставила себя опустить голову и погрузиться в текст. Бессонная ночь, недоедание и нервное истощение сделали её рассеянной. Наверное, поэтому Лиза не сразу заметила человека, который шёл к ним от института уверенным шагом.

Им оказался высокий седовласый мужчина с военной выправкой. Оделся он в тёмно-серый светский костюм, но двигался так, будто на нём был мундир, а сам он находился на парадном смотре. Густые седые волосы были аккуратно подстрижены и зачёсаны на пробор. Кончики усов подкручены острыми пиками. Из-под них выглядывали тонкие, сжатые в суровую линию губы. Прямой нос и точёные скулы придавали его бледному лицу лёгкую аристократичность. Глубоко посаженные тёмно-синие глаза смотрели столь строго, что от этого взгляда невольно пробирал мороз. Всё в нём будто кричало о его стальном, требовательном характере.

При появлении этого мужчины смолянки перестали играть. Девушки умолкли. Притихли, как мышки в обществе кота. Они принялись приветствовать его торопливыми отточенными реверансами. Но гость едва удостаивал их своим вниманием. Он искал среди них глазами кого-то иного.

Лиза, чьё сердце едва не выпрыгнуло из груди с его появлением, торопливо поднялась на ноги. Она выронила книгу в траву, но даже не заметила этого.

– Papá![36] – с едва сдерживаемым восторгом воскликнула девушка. – Неужели вы и