признался Вран. – Понимаешь, мы по природе жуть какие любопытные.

– Ясненько! Ладно, любопытничай себе, но не подглядывай за Тишинором, ему и так сложно – новое всё, и вы тут ещё… тоже мне зрители!

Если Таня и опасалась, что их новое житьё-бытьё с расширенным составом норушей будет очень сложным, то уже могла выдохнуть с облегчением – норушата воспринимались так, как будто всю жизнь тут и были, а Тишинор оказался очень… трогательным.

«Нет, для Шушаны, конечно, всё иначе, но Вран прав – наблюдать за ним со стороны спокойно положительно невозможно – или смех разбирает, или явление «обнять и плакать». Вот как он мне грибы приносит… это же сказка какая-то, а не норушь!»

Свежайшие грибы прибывали каждое утро в специально выделенной для этого корзиночке, в которой Таня раньше держала всякие нужные мелочи.

Вот бывают такие вещи, непременно раскатывающиеся и расползающиеся по всему дому! У кого-то это ножницы, у кого-то чайные ложки и ножи, а у Татьяны куда-то постоянно девались резинки для волос и заколки! Причём Шушана честно их отслеживала и находила… да где она их только не находила!

Вот и договорились, что все эти находки она складывает в корзинку. И так было до последнего времени, пока не появился Тишинор и не произошёл недавний разговор с норушью.

– Ты не расстраивайся, – в очередной раз утешала Шушана подругу, обнаружившую очередную пропажу. – Это просто вещи такие… расползучие. Ну что ты удивляешься? Вещи разные бывают, у кого-то зонты любят заваливаться куда-то, у некоторых – ключи. Да, ты права, так же иногда себя ведут ножницы, ножи, ложки, почему-то особенно часто чайные, пробки от ванны и раковины, рожки для обуви… А в первом подъезде живёт тип, у которого очки от солнца так делают. Причём… они у него какие-то дикие! С потерей чувства самосохранения! – серьёзно вздохнула норушь.

– Почему? – Таня никак не могла представить себе дикие очки…

– Ну, разве может нормальная вещь стремиться к тому, чтобы на неё сели? Вооо, и я о том же. А этот несчастный уже пятый раз за последние восемь лет плюхается на свои задвижки для глаз.

– Шушаночка, но вещи… они же не двигаются! – вздохнула Таня, которая была уверена, что норушь её просто утешает.

– Знаешь, поживи с моё, удивляться такому и в голову не придёт… – вздохнула Шушана. – Некоторые вещи такое вытворяют, что только лапками и можно развести! Вот носки, например… Как носок может выбраться из стиралки?

– Ну… не знаю, – вздохнула Таня, которая только позавчера долго ощупывала внутренность стиральной машины, а потом перетряхивала по отдельности все вещи, которые оттуда достала в поисках пары к Врановским носкам.

– Не понимаю просто! Я точно, то есть АБСОЛЮТНО точно положила в машинку шесть пар его носков – три чёрных, две синих и одну тёмно-серую. А вытащила…

– Три чёрных пары, одну синюю и ещё по одному синему и серому носку, – дополнила Шушана, положив мордочку на лапку, как это делают люди, когда очень задумываются.

– Точно! Я всё пересмотрела, всё перетряхнула, но…

– Но остальные носки тебе принесли норушата – нашли их под диваном. И не волнуйся, вещи и не такое делают, стоит только отвести от них глаза – распускаются и хулиганят! Зато у тебя есть мы, и ты можешь не волноваться о том, что что-то потеряла, – мы всё отыщем! И раз уж так, то можно тебя попросить?

– Конечно.

– Вот у тебя корзинка для мелочей… она тебе очень нужна?

– Ну, не особенно, наверное. Резинки и заколки можно и в выдвижном ящике держать, – Таня сходу смекнула, что корзина кому-то очень понадобилась.

– А можно её Тишинор возьмёт? Понимаешь, у них дома грибы всегда складывались в корзинку, вот он и косится на твою, но тебе сказать не решается. Он очень стеснительный и жутко боится сделать что-то не так! – хихикнула Шушана.

– Ну, конечно, можно взять! Он же каждое утро к столу такие вкусные вещи приносит, вот лисички, например… Да ещё и мнётся, стесняется, переживает.

– Характер такой, – покрутила носом Шушана. – Вообще-то это большое счастье, что приходил Шушанес, потому что это подтолкнуло Тишинора к действиям.

Таня почувствовала себя как человек, у которого сошелся пазл. Она-то никак не могла понять, почему Шушана, которая обычно не распространялась на личные вопросы перед окружающими, недавно выясняла отношения с братом так открыто, прилюдно-прилисно-приптично, не говоря уже о присутствии Терентия.

– Так ты это специально! – рассмеялась Таня.

– Ну, конечно! – вздохнула норушь. – А куда деваться? Тишинор очень воспитанный, но… в таком, старинном неспешном стиле. Понимаешь, у них род сильно рассеялся, раздробился на отдельные семьи, а у них не получалось особо связаться друг с другом – мало было сил для наведения переходов друг к другу, так что с другими норушами он, конечно, общался, но не очень-то часто. А воспитывали его строго – он должен быть уверен, что его точно-точно принимают как равного, что он полезен, может защитить, обеспечить и прочее, и прочее, и прочее, а мне как с ним на эту тему поговорить, если он просто молча страдает? Да и выяснить всё окончательно не мешало. Вот теперь уже я выяснила, да и он, вроде, осознал, так что он даже разговаривать стал увереннее – вот про корзинку спросил.

Таня была готова купить любое количество корзинок, лишь бы молчаливый и старательный трудяга чувствовал себя увереннее. Предложила это Шушане:

– Давай он сейчас возьмёт эту корзинку, а ты его потом спроси, может, ему ещё какие-то ёмкости или что-то другое надо? Он же так много делает, я очень бы хотела, чтобы ему было покомфортнее.

Шушана с удовольствием передала слова подруги, Тишинор долго что-то считал, размышлял, а потом осмелился сам пойти к Тане и поговорить, раз уж ему предложили.

Он возник у Таниного локтя, негромко откашлялся, потоптался, поперебирал хвост, а потом объяснил, что уже весна… и хорошо бы решить, а не хочется ли ей чего-нибудь из овощей?

– Потому как у меня грибницы полно, а семян мало. Мы почти всё… зимой съели, – устыдился он.

– Так, давай мы сейчас позовём Шушану и норушат и выясним, кто что хочет и что ты можешь высадить, а потом возьмём и купим сколько угодно семян, – Таня заторопилась, стараясь не дать норушу возможности погружаться в страшные и тяжёлые воспоминания.

– И корзины? Ну, для урожая? – обрадовался Тишинор. – Потому что карбышем переносить это, конечно, можно, но сложно – из него же потом половину не вытрясти!

– Любые! – решительно заверила его Татьяна, изо всех сил сдерживая смех – очень уж забавно сработало её воображение, Тишинор почему-то представился в виде статуи Самсона, который уточняет,