Позднее Уилсон опросил соседей, которые дружно подтвердили, что часто видят, как Миллиган рисует в поле, и что обычно с ним черноволосая женщина.

Двадцать второго июля Уилсон закончил наблюдение в восемь вечера. Когда он надиктовывал отчет в местном офисе Управления по УДО, позвонил шериф Аллен и сказал, что видел, как Миллиган и черноволосая женщина, которую он опознал как Синди Моррисон, шли в центре Афин по Корт-стрит, и что он их сфотографировал.

Синди Моррисон сказала Билли, что ее пугают угрозы и слежка.

– Ты правда думаешь, что тебя хотят убить?

– Да, я знаю, что это киллер. Кто-то меня заказал. Им надо, чтобы я или сдох, или провел остаток дней в тюрьме.

– Мне страшно, Билл. Наверно, мне лучше уехать. Нам больше не надо видеться.

– Ты права. Я буду скучать, но не хочу, чтобы ты жила в страхе.

Двадцатого сентября газета «Пост» сообщила, что шериф Аллен признался в организации слежки. «Сотрудники Управления по условно-досрочному освобождению включились в дело по моей просьбе, – заявил он репортеру, – я сам с ними связался». Когда другой журналист упомянул, что, согласно постановлению суда, Миллиган, с разрешения врача, может покидать больницу на день в сопровождении Синди Моррисон, Аллен возразил: «Если он здоров, надо отправить его в тюрьму».

Мнение шерифа разделяли многие, кто не понимал сложные отношения Миллигана с Управлением по условно-досрочному освобождению. Поскольку его признали «невиновным по причине невменяемости» за нападения на женщин в тысяча девятьсот семьдесят девятом году, то его, согласно действующему законодательству Огайо, не могли посадить в тюрьму за эти преступления. Его можно было лишь содержать в психиатрических клиниках строгого режима, пока Департамент психиатрии не сочтет, что он более не представляет угрозы для себя и окружающих. Это был момент, когда большинство пациентов психиатрических клиник отпускали домой. Именно этого с нетерпением ждал Билли.

Он и его адвокаты полагали, что Управление по УДО разрешит ему жить на свободе, под наблюдением в течение нескольких лет, а затем окончательно снимет поводок.

Миллигана беспокоили доходящие время от времени слухи о том, что Джон Шумейкер, глава Управления по условно-досрочному освобождению, руководствуясь какими-то собственными мотивами, выжидает момента, когда Департамент психиатрии объявит его неопасным, чтобы отправить в тюрьму за нарушение условий досрочного освобождения – для отбывания остатка срока от двух до пятнадцати лет, согласно первоначальному приговору.

Однако поскольку его адвокат, Алан Голдсберри, навел справки и получил заверения, что это неправда, Билли попытался прогнать тревожные мысли из головы.

После следующего слушания по его делу судья Флауэрс – несмотря на противостояние со стороны шерифа Аллена – наконец одобрил программу, разрешающую Билли ночевать вне больницы. Третьего февраля тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года на первой полосе «Колумбус ситизен джорнал» появился огромный заголовок «Отмена сопровождения – Миллиган получает больше свободы».

Репортер Гарри Франкен процитировал Миллигана, который заявил со скамьи подсудимого: «Моя жизнь изменилась. Я точно знаю, что хорошо и что плохо, и мне не все равно. Меня насиловали. Я ненавидел. Мои действия были направлены не против женщин, они были направлены против всех. Я думал, что так устроен мир: один человек причиняет боль другому… Мне было все равно, жить или умереть».

В следующем году конфронтация между Миллиганом и шерифом Алленом усилилась, и Аллен в конце концов арестовал его за преступление, которого, как клялся Билли, он не совершал.

Подробности инцидента были переданы в Управление по условно-досрочному освобождению:

Брюсу Расселу, бывшему сотруднику Афинской психиатрической клиники, который произвел выстрел, были предъявлены обвинения в вандализме. Он несколько раз менял свои показания и, после допроса шерифом Алленом, заявил прокурору, что рассказывал по-разному, поскольку Миллиган ему угрожал.

Месяц спустя, за пять дней до Рождества, когда Билли наблюдал за тем, как рабочие лесозаготовительной компании срезают на его участке деревья, чтобы проредить насаждение, к дому подъехала полицейская машина. Из нее вышел шериф Аллен и предъявил ордер на арест.

Поскольку Рассел, который дал письменные показания под присягой, теперь говорил, что Миллиган не знал, что происходит, обвинение в вандализме заменили на «пособничество в совершении вандализма».

Суд присяжных отказался привлекать Билли к уголовной ответственности и отклонил обвинения. Шериф Аллен продолжал настаивать и сообщил, что нашел свидетелей, которые подтвердят, что за рулем автомобиля был действительно Миллиган. Но поскольку заместители прокурора Роберт Той и Дэвид Уоррен на предварительном слушании заявили суду, что у них нет доказательств, председательствующий судья признал Миллигана невиновным.

Обвинители заявили, что представят доказательства другому суду присяжных и будут ходатайствовать о возбуждении уголовного дела по тем же обвинениям.

Билли понял, что не только шериф, но и обвинители настроены посадить его, несмотря ни на какие расходы налогоплательщиков, и почувствовал, что рассоединяется. Он пытался удержать Учителя на Пятне, но страх и стресс стали частью паранойи, которая могла вот-вот растворить клей, удерживающий его в сплавленном состоянии. Он никому не сказал об этом, включая доктора Кола.

И очень обрадовался, когда из Колумбуса на помощь Алану Голдсберри в качестве второго адвоката приехал Гэри Швейкарт.

Голдсберри заявил суду, что арест негативно отразится на статусе Миллигана как досрочно освобожденного. Если его привлекут за противоправное деяние, управление может задержать его как нарушителя условий досрочного освобождения. «Жалобы в суд должны сопровождаться доказательствами. Обвинители доказательств не предоставили, но над головой нашего подзащитного нависла туча. И мы хотим ее разогнать».