Репутации комедии очень часто вредит еще и ее посредственное исполнение в театре (а ведь критики не читают пьес, о которых судят, – они только смотрят спектакли). Комедию вообще трудно ставить, трудно играть. Неизмеримо труднее, чем самую мощную трагедию. Ставить и играть комедию может лишь человек, наделенный чувством юмора вообще и чувством юмора по отношению к самому себе в частности, а таких постановщиков и актеров немного.

При постановках комедий весьма обычны два перекоса. Первый: их стремятся усложнить, «обогатить», «углубить». В последнее время стало штампом вносить в исполнение комедии «психоложество», надуманную серьезность, искать в ней психологический подтекст, даже если его в ней и нет. Считается, что благодаря такому «контрапункту» пьеса обретает глубину и объемность. Комедия как жанр таким режиссерам кажется легковесной и малозначимой. И вот постановщики начинают комедию трагедизировать: текст выдается медленно и по каплям; он перемежается долгими паузами и многозначительными взглядами; персонажи наделяются сложными психологическими комплексами; режиссером, а порой и самими актерами сочиняются и вставляются там и сям нравоучительные реплики и монологи о морали, правде и совести. От всего этого комедия резко скучнеет, в чем видят ее явное достоинство: легкомысленный смех исчез, появились желанная «глубина» и значительность.

Знаменитая гоголевская формула «Смех сквозь слезы» верна, но слезы заключены не в самой комедии, а в действительности, которую она отражает и от которой хочется плакать. И вот чтобы не плакать, мы смеемся. В этом, быть может, и состоит сущность комедии и комического. Как сказал Ницше, «искусство дано нам для того, чтобы мы не погибли от правды».

Еще чаще случается перекос в другую сторону. На титульном листе пьесы написано «комедия». Раз комедия, то должна непрерывно греметь бойкая музыка. Раз комедия, то нужно играть ее в быстром темпе, нужно, чтобы было смешно. И вот актеры начинают суетиться, выстреливать реплики, не дожидаясь ни реакции партнеров, ни отклика зрителей. Чтобы быть «посмешнее», они демонстрируют весь свой арсенал наработанных приемов: таращат глаза, когда попадают впросак, скалят зубы, чтобы изобразить удивление, педалируют эротичность даже тех сцен, где это совершенно не требуется. Они «для смеху» шепелявят, гнусавят, шамкают, глотают слова и фразы – одним словом, коверкают речь так, что она становится совершенно непонятной. Для «оживляжа» они вставляют собственные шутки, нецензурщину и фразочки типа «ну ты даешь!» (это в лучшем случае), кривляются, гримасничают, дают друг другу пинки под зад – короче, работают на публику и изо всех сил стараются быть смешными. Между тем еще Аристотель сказал, что «герой трагедии знает, что он трагичен, но герой комедии не знает, что он смешон». Пошлость таких спектаклей ужасает прежде всего самого автора пьесы. Пьесы, содержащие такого рода юмор, дающие материал лишь для чисто внешних приемчиков, не стоит писать. Хорошая комедия всегда интеллектуальна.

При постановке рискованных сцен очень легко скатиться к клубничке. Дело, однако, не в самом факте присутствия таких сцен, а в их пошлой трактовке и грубом исполнении. Эротические мотивы с древних времен являются принадлежностью многих комедий. У героев трагедий нет телесной жизни (это отметил еще Бергсон), они не едят, не пьют, не мерзнут, не носят очки. А персонаж комедии вполне живой, и жизнь тела, в том числе и фаллический элемент, активно участвует в комедии и противостоит лицемерию и ханжеству официальной морали. Блестящий анализ социального значения «верха» и «низа» в смеховой культуре дан Бахтиным, и я не буду здесь этого касаться. Достаточно напомнить известный стих Пушкина:

Парнас не монастырь и не гарем печальный,

И, право, никогда искусный коновал

Излишней пылкости Пегаса не лишал.

При чтении хорошей комедии обычно кажется, что ее легко было написать и легко будет сыграть. Все как будто катится само собой, без всякой заслуги автора, которого поэтому и не слишком ценят. Однако все, кто задумывался над драматическим искусством, единодушно признают, что комедия является труднейшим жанром драмы. Ведь рецепты трагического известны и безошибочны: крушение больших и благородных надежд, гибель значительной личности (особенно положительного героя), смерть ребенка или молодой красивой женщины (Дездемоны). Вот почему в трагедиях и драмах так часто выступают цари и герои, полководцы и политики, финансовые магнаты и борцы за правое дело, невинные дети и добродетельные красавицы, над гибелью которых мы проливаем слезы. Чем выше ранг персонажей, тем масштабнее крушение их судьбы и тем сильнее трагический эффект: гибель Цезаря, крах Наполеона.

Готовых же рецептов комического нет. Более того, природу смешного трудно, почти невозможно объяснить логическим путем. Например, ветер сорвал с человека шляпу, и он безуспешно пытается ее догнать. Это смешно (смешно всем, кроме того, у кого улетела шляпа). Почему?

Еще Сократ две с половиной тысячи лет назад считал, что комедия – очень серьезный объект для изучения и настолько трудный, что по сравнению с ним все остальные проблемы кажутся простыми. С тех пор появились десятки теорий комического (и смеха как ответа на комическое): Аристотеля, Гоббса, Канта, Шопенгауэра, Бергсона, Фрейда, Мундта, Жан-Поля, Кестлера и так далее. Их обилие говорит о том, что ни одна из них не может объяснить таинственную природу комического до конца. Эти теории содержат глубокие идеи и порой интересные наблюдения, но все же их реальная польза для драматурга, режиссера и актеров довольно мала. Полезные практические советы по созданию комических ситуаций содержатся в некоторых книгах, например, Стива Каплана, однако к этим советам надо относиться с осторожностью. Авторам комедий нужна прежде всего интуиция, нужно владение некоей волшебной палочкой, превращающей простые реплики и ситуации в источник смеха и радости, нужен особый дар, достаточно редкий. Хороших пьес мало; еще меньше хороших комедий.

Не так просто даже определить, что такое в наше время комедия. Нет «чистой» комедии и «чистой» драмы или трагедии. Можно сказать, что в любой пьесе присутствует нечто комедийное, и доля этого комедийного в разных пьесах может составлять от нуля до 100 %. Кроме того, понятие комедийного и его интенсивности очень неопределенно и зависит еще и от вкуса и настроения читателя-зрителя. Есть прекрасные комедии, при чтении или представлении которых только слегка улыбаются, а есть и такие, при исполнении которых в зале стоит непрерывный гомерический хохот. Есть такие, которые сто или десять лет назад казались безумно смешными, но теперь они столь же безумно скучны.

К тому же существует еще и чувство юмора, и комедийное мастерство актеров и режиссера, и театральная трактовка. В конце концов, и «Отелло» можно поставить как комедию, а «Ревизора» как трагедию. Комический эффект