ни произошло с нами, плохого или хорошего, всегда ищите причину в себе. Мне предстояло найти её.

Опустилась на стул у кровати, вдруг подумав, что в больницу принято приносить фрукты и цветы, а я заявилась с пустыми руками, прихватив с собой лишь букет сомнений, который, к счастью, был невидим.

— Здравствуйте, Джеймс, — сказала я. — Очень рада видеть вас… но вы напрасно себя вините, ведь вы не могли предполагать, что всё так произойдет.

Или мог?

— Как вы себя чувствуете? — продолжила я.

— Неплохо, по сравнению с последними днями. Главное, живым…

— Живым — это хорошо, — многозначительно подтвердила я. — В вашем доме всё в порядке.

Кто знает, что там творится после схватки с Колом и миссис Хоуп, и деятельности инспектора Нейтана и его команды? Вполне возможно, что они там всё перебили и переломали.

— Вы освоились? Удобно ли вам там? — спросил он.

— Позавчера я перебралась в гостиницу, но до тех пор жила в доме.

— В гостиницу? Почему в гостиницу? Впрочем… понятно.

Он помрачнел и опустил голову на подушку.

— Я собирался вас встречать и… ко мне явились незваные гости.

Замолчал, поморщился, погладил ёжик коротко подстриженных, тронутых сединой волос. Ему явно было неприятно, неловко рассказывать о том, что с ним произошло. Давя желание узнать всё и побыстрее, я ринулась на помощь.

— Если вам тяжело вспоминать, не рассказывайте, Джеймс. Мы поговорим после, вам нужно поправляться.

— Я уже говорил с полицейским.

— С инспектором Нейтаном? — вырвалось у меня.

Он бросил на меня короткий, чуть удивленный взгляд.

— Я не запомнил его имени… вероятно, да, именно так его звали. Вы уже познакомились с полицейскими, Асья? Хотя, это не удивительно. Вы ехали ко мне, а приехали… Будь проклято… простите.

Путаясь в словах, мешая языки, начала убеждать его, что не стоит волноваться и переживать из-за меня.

— Главное, что всё закончилось хорошо… почти хорошо, и, если нужно, я вернусь в ваш дом, потому что он остался совсем без присмотра, а его экономка, миссис Хоуп… теперь уже вряд ли сможет заходить туда.

— Миссис Хоуп? — переспросил Монтгомери, когда я замолчала, чтобы перевести дух. — У меня нет никакой экономки, а миссис Хоуп — сиделка моей мачехи, которая живет в Истборне.

Я уставилась на него, похолодев. Не удивительно, что она не знала о моем приезде.

— Она представилась, как экономка, — пробормотала я.

— Явилась якобы что-то сообщить о Хелен, а я, как идиот! — обращаясь куда-то в пространство, заговорил Джеймс, — старый идиот, впустил её в дом. Брызнула в лицо какой-то дрянью… пришёл в себя в подвале, представьте, собственного магазина!

— То есть, вас вынесли из дома и увезли? — спросила я.

— Да, как мешок с… Полицейский сказал, что ей помогал Колин Броуди — он время от времени подрабатывал у меня в магазине, разгружал товар и всё такое. Люди, которых я знал!

— Бывает, мы плохо знаем знакомых людей, — глубокомысленно заметила я. — И… когда она… они пришли к вам?

— Я как раз собирался ехать в Гатвик, встречать вас. Как вы тогда добрались? — он взглянул на меня, глаза были тёмными, почти чёрными, от гнева.

Я понимала, что гнев этот не относится ко мне, но внутри неприятно засвербело. Через силу улыбнулась.

— Добралась автобусом, затем на такси. Дверь в дом была открыта.

Я рассказала о первом вечере и ночи, проведённой на диване в гостиной.

Монтгомери снова принялся проклинать себя и обстоятельства. Я перебила его на особо проникновенной фразе:

— Джеймс, не тратьте силы на сожаления, всё равно уже ничего нельзя изменить.

— Нельзя?

Мне показалось, что он слишком многое вложил в этот вопрос. Надеюсь, что показалось.

— Что они хотели от вас? — спросила я, ловя себя на мысли, что прервала его поток самобичевания ради того, чтобы продолжить расспросы, которые, скорее, походили на допрос. Видимо, общение с полицейским не прошло даром. Как говорится, с кем поведешься…

Он отвернулся. Молчал. Вероятно, с этого места начиналась тайна, покрытая мраком. Какого рода был сей мрак? Опасный? Неизвестный? Непонятный ему самому?

— Что хотели? — наконец заговорил Джеймс. — Хотели заполучить вещь, которой не существует… Сумасшедшая… стерва… Простите, Асья! Сумасшедшая, поверившая бреду моей выжившей из ума мачехи. До такой степени поверившая…

— Какому бреду? — осторожно спросила я.

— Неважно, расскажу позже, — ответил он, помолчав.

Что ж, позже, так позже. Его право.

— Да, понимаю, вам тяжело. Но я побывала у вашей мачехи.

— Были? В Истборне? — изумился он. — Но как? Откуда вы узнали о ней? Я, кажется, ничего не говорил.

Поведала о явлении Кадогена Раскина и своей поездке в Истборн, упустив лишь детали, касающиеся инспектора Нейтана.

— Кадоген… да, мы учились в одной школе.

Монтгомери совсем загрустил. Подумав, что на сегодня достаточно, а нарды и «бред его мачехи», подождут, я сказала:

— Джеймс… отдыхайте, вы устали. Я приду… а пока буду здесь, рядом.

Я сжала его руку и сидела, пока он не уснул. Хотите оказаться в гуще событий детективного романа? Все еще хотите? — Не советую.

Покинула больницу в смятении, чувствуя себя еще более виноватой, чем прежде. В чём состояла моя вина? В том, что приехала в чужую страну; что попала в круговерть несчастий и загадок; в том, что мало чем могла помочь; и в том, что, уходя от Джеймса Монтгомери, думала о Питере Нейтане. «Я думаю о нём, потому что по долгу службы он обязан разгадать эту головоломку, ломающую головы в буквальном смысле. Джеймс, вероятно, сообщил ему то, что не смог или не захотел говорить мне», — убеждала я себя, понимая, что если и права, то отчасти. Почему меня вечно влечёт не к тем, почему у меня всегда всё происходит не вовремя? «Как не стыдно сейчас думать об этом!», — сурово обернула я себя и, открыв дверь, ведущую из больничного коридора на лестницу, столкнулась с тем, о ком сейчас было стыдно думать.

— Инспектор Нейтан! — воскликнула я.

— Миссис Зверева! — в унисон прорычал инспектор. — Простите, вы были слишком стремительны, а вам следует быть осторожней.

Как будто не он сам пригласил меня посетить Джеймса!

— Простите, инспектор, сейчас поеду в гостиницу и буду соблюдать постельный режим.

— Спускайтесь вниз, к моей машине, я подойду через несколько минут. Погода никуда не годится, на море — шторм, — капитанским тоном добавил он и ушел в дебри больницы.

Постояла, глядя ему вслед, старательно думая о Монтгомери, и побрела вниз по лестнице, в холод штормового дня, к машине английского полицейского. Резкий порыв ветра подхватил меня, едва я вышла на улицу. Дама, идущая навстречу, сражалась с зонтиком, который, словно зонт Мэри