– Это все благодаря вам, Лусио! Никогда мне не отблагодарить вас в достаточной мере! Без вас я, может быть, никогда бы не встретил Сибил, никогда не услышал бы ни о ней, ни об Уиллоусмире и никогда не был бы так счастлив!

– Так, значит, вы счастливы? – спросил он с легкой улыбкой. – А я-то думал, что нет!

– Ну, не так счастлив, как ожидал, – признался я. – Мне кажется, что мое внезапное богатство тянет меня вниз, а не вверх. Как это странно…

– Вовсе не странно, – перебил он, – а напротив, вполне естественно. Как правило, самые несчастные люди в мире – богачи.

– Вот вы, например, несчастны? – спросил я, улыбаясь.

Его глаза, горевшие мрачным и тоскливым огнем, остановились на мне.

– Разве вы слепы, чтобы не видеть этого? – ответил он с выражением глубокой меланхолии. – Вы полагали, что я счастлив? Неужели моя улыбка убеждает вас, что у меня нет забот? Люди надевают улыбку, как маску, чтобы скрыть свои тайные муки от безжалостных взглядов бесчувственных собратьев. Что до моего богатства, то я никогда не говорил вам о его размере. Если бы я это сделал, оно действительно изумило бы вас. Хотя, возможно, теперь оно не возбудит у вас зависти, принимая во внимание, что ваши пустяковые пять миллионов уже повлияли на ваш ум. А я мог бы скупать королевства – и не стать беднее. Я мог бы возводить на троны и свергать королей – и не стать мудрее. Мог бы сокрушить целые страны железной пятой финансовых спекуляций. Мог бы овладеть миром – и все же ценить его не выше, чем сейчас, когда он стоит для меня не дороже пылинки, кружащейся в бесконечности, или мыльного пузыря, пущенного по ветру!

Брови его нахмурились, лицо его выражало гордость, презрение и печаль.

– В вас есть какая-то тайна, Лусио, – сказал я. – Какое-то горе или утрата, которую не способно восполнить богатство, и это делает вас таким странным. Когда-нибудь вы, может быть, доверитесь мне…

Он громко, почти яростно расхохотался и сказал, с силой хлопнув меня по плечу:

– Непременно! Я расскажу вам свою историю! И вы, каким бы агностиком вы ни были, должны «исцелить недужное сознанье» и «выполоть из памяти печаль»[13]. Какая сила выражения была у Шекспира, некоронованного короля Англии! Не только печаль нужно было выполоть, но и саму память о ней. В строчке, которая кажется такой простой, заключена вся мудрость. Без сомнения, поэт знал или инстинктивно угадал самый ужасный факт во всей Вселенной…

– Какой же?

– Вечное сознание памяти, – ответил князь. – Бог не может ничего забыть, и вследствие этого Его творения тоже не могут!

Я воздержался от ответа, но, надо думать, выражение лица выдало мои мысли, потому что циничная улыбка, которую я так хорошо знал, заиграла на губах Лусио.

– Чаша вашего терпения переполнилась? – спросил он, снова рассмеявшись. – Когда я упоминаю о Боге – а некоторые ученые объявляют, что нет никакого Бога, кроме слепой, безразличной природной Силы или Создателя Атомов, – вам становится скучно! Я вижу это с первого взгляда. Пожалуйста, простите меня! Давайте лучше продолжим экскурсию по этой очаровательной обители. Вы будете чересчур требовательны, если останетесь недовольны здешними местами. С красивой женой и большим капиталом вы вполне можете позволить себе забыть о славе.

– Я еще могу ее добиться! – ответил я с надеждой. – В этом месте, похоже, я смогу написать кое-что достойное.

– Отлично! Значит, в вашем уме продолжается «божественное трепетание» крылатых мыслей! Аполлон, дай им силы взлететь! Давайте позавтракаем, а потом у нас будет время прогуляться.

В столовой мы увидели изысканно накрытый стол, что несколько удивило меня, поскольку я не отдавал об этом приказаний, совсем позабыв о еде. Однако Лусио, как оказалось, ничего не забыл, и заблаговременно посланная им телеграмма заставила действовать рестораторов из Лимингтона, в результате чего нам задали такой изысканный и роскошный пир, о каком гурманы могли только мечтать.

– Теперь, Джеффри, я хочу попросить вас об одной услуге, – сказал Лусио во время обеда. – Вам вряд ли захочется жить здесь до свадьбы: у вас слишком много дел в городе. Вы говорили, что собираетесь устроить здесь большой прием. На вашем месте я не стал бы этого делать. Пришлось бы нанять целый штат слуг, а затем оставить их всех тут на время вашего медового месяца. Вот что я предлагаю: устройте грандиозный праздник в честь вашей помолвки с леди Сибил в мае – и позвольте мне быть распорядителем!

Я был готов согласиться на что угодно, тем более что идея показалась мне отличной. Я сказал об этом, и князь подхватил:

– Вы, конечно, понимаете: если я за что-нибудь берусь, то делаю все основательно и не терплю вмешательства в свои планы. Теперь, когда ваша женитьба стала сигналом к нашему расставанию, по крайней мере на время, я хотел бы выразить свою признательность за вашу дружбу, устроив блестящий праздник. И если вы предоставите мне полную свободу, я гарантирую, что получится нечто такое, чего никогда не видели в Англии. Вы сделаете мне большое одолжение, если согласитесь на мое предложение.

– Дорогой друг, разумеется! – отвечал я. – Охотно! Даю вам карт-бланш: делайте, что хотите! Это так любезно с вашей стороны! Но когда же мы устроим эту сенсацию?

– Вы ведь собираетесь жениться в июне? – спросил он.

– Да, на второй неделе месяца.

– Прекрасно. Праздник состоится двадцать второго мая. Таким образом, у общества будет время оправиться от последствий одного великолепия и подготовиться к другому – к свадьбе. Нечего больше толковать об этом. Все решено! Об остальном я позабочусь. До обратного поезда в город еще пара часов. Может быть, прогуляемся по окрестностям?

Я согласился и охотно последовал за ним, чувствуя себя в приподнятом настроении. Уиллоусмир с его мирной красотой, казалось, очистил мой разум от всех тревог. После суеты и гама городской жизни меня успокаивала и веселила благословенная тишина лесов и холмов. Я с легким сердцем, улыбаясь, шел рядом со своим спутником, счастливый и исполненный смутной религиозной веры если не в Бога, то в голубое небо. Мы прогулялись по прекрасным садам, которые теперь принадлежали мне, а затем через парк вышли на прелестную, истинно уорикширскую лужайку, где чистотел усыпал траву своими яркими золотыми монетками, а звездчатка раскинула волшебные букеты белых цветов между лютиками и горцем и где бутоны боярышника выглядывали, как крошечные снежинки среди блестящей молодой зелени. Мелодично пел дрозд, почти у самых наших ног вспорхнул жаворонок и радостно взвился в небо. Малиновка выскочила через маленькую