– Значит, для тебя это личное, – тихо произношу я.

– Разве не всегда так? – Алтан вытаскивает кинжал и принимается крутить его. – Ты можешь сколько угодно тешить себя надеждой, что удастся держаться подальше от всей этой заварухи, но раз ты Похитительница Жизни, кому-то всегда будет от тебя что-то нужно.

– Ненавижу, что со мной обращаются, как с вещью, которую можно использовать, и ни для кого ничего не хочу делать. Мечтаю, чтобы меня оставили в покое, – признаюсь замученным тоном.

Я устала от мужчин, стремящихся меня использовать.

– Ты не можешь позволить себе роскошь вести спокойную жизнь. – Алтан вздергивает бровь, словно бросая мне вызов. – В мече заключено могущество, и вкупе с твоей магией он может остановить распространение пустыни. Одно это дорогого стоит. Ты могла бы использовать его, чтобы править, заставлять народы подчиняться твоей воле.

Я раздраженно вскидываю руки.

– Я же уже говорила, что не такая, как Юнь Лун. Мне вовсе не хочется править миром! Это абсурд.

– Мало кто способен противиться такой власти.

– Я… я не хочу больше никого убивать. – Мы оба слышим дрожь в моем голосе.

Выражение лица Алтана смягчается, становится почти грустным.

– Первый раз всегда дается труднее всего.

Я не знаю, что ответить.

Он повторяет эту мысль снова, как будто я сразу не осознала смысла его слов.

– Первый раз, когда кого-то убиваешь, всегда самый трудный.

– Похоже, у тебя большой опыт. – Я провожу рукой по лицу. – Просто замечательно. Я застряла в богами забытом каньоне посреди пустыни с воинственным парнем, у которого достаточно оружия, чтобы снарядить целую армию.

Я ожидала едкого ответа, но его не последовало. Алтан сидит, с серьезным видом раздувая огонь. Я стараюсь не думать ни о том, сколько людей он уже убил, ни о причинах, толкнувших его на это. Возможно, он нуждался в деньгах. Или, вероятно, он убивал только священников, пытавшихся захватить его. Не знаю, станет ли мне от этого легче.

Тереблю концы своей шали, выдергивая незакрепленные нити.

– Просто к сведению: тот бандит в каньоне был не первым и не вторым.

– Я знаю. В том городе посреди пустыни…

– Нет. Это случилось еще раньше, – признаюсь я.

Алтан прекращает поигрывать кинжалом и напрягается. И пусть я не хочу, чтобы он меня боялся, но чувствую, что ему нужно рассказать.

– Что-то случилось, когда я была ребенком… что-то плохое. Я не знаю как и не помню всего. – К горлу подступает тошнота. Я смотрю на свои руки, провожу большими пальцами по подушечкам остальных, ощущая линии на коже. – Мне кажется, я случайно кого-то ранила. Похоже, причиненная мной боль оказалась столь велика, что напугала мою мать, заставив ее спрятать меня.

Алтан откладывает кинжал и смотрит на звезды. Через несколько секунд он, видимо, принимает решение. Поворачивается ко мне и наклоняется ближе.

– Много лет назад, после смерти отца, моя мать сбежала в пустыню вместе со мной и сестрой. – Он едва цедит слова. – Мы думали, что окажемся в безопасности, но священники нашли нас. Маму убили, и тогда проявилась моя магия. В то время я понятия не имел, как правильно с ней обращаться. Она вышла из-под контроля, и я породил грандиозную песчаную бурю. – Устремленный на меня пронизывающий взгляд исполнен боли. – Вот так я и сбежал от священников. Но эта песчаная буря убила мою сестру. Она стала моей первой жертвой.

Теперь его осязаемый страх при виде созданной прошлой ночью миниатюрной песчаной бури обретает смысл. Я узнаю выражение его лица. Оно отражает то, что было на моем собственном несколько мгновений назад. Ему интересно, что я о нем думаю. И выскажу ли я эти мысли вслух.

Я не утешаю и не подбадриваю его, но резко вздергиваю подбородок.

– Я и не знала, что мы соревнуемся, у кого было самое ужасное детство. Ты, несомненно, выиграл.

Мои слова смущают Алтана, но лишь на мгновение. Затем он начинает смеяться, хотя совсем не смешно. Это ужасно неуместная шутка. Но я знаю, что он смеется, потому что чувствует облегчение.

Потому что я заверила парня, что не считаю его чудовищем.

АЛТАН

Следующие два дня мы пробираемся через каньон. Боясь лишиться единственного источника воды, держимся поближе к ручью, отдаляясь от него только на поиски пищи. Моя рука быстро заживает, поскольку Ан своей быстрой реакцией и применением линкао свела на нет действие яда.

Постепенно ландшафт меняется. Чем дальше мы отходим от места бандитской засады, тем легче мне становится дышать. Среди щербатых скал то тут, то там проглядывают всполохи зелени. Это появляются сначала невысокие, а потом и большие деревья. Сам ручей расширяется, превращается в реку, журчание воды в которой напоминает песнопение. Добравшись до небольшого поселения, расположенного на краю каньона, мы решаем провести здесь еще одну – последнюю – ночь, а на следующий день попытаться раздобыть какой-нибудь транспорт.

Мимо пробегает небольшой олень, которого я легко сражаю стрелами, – это будет наш ужин. Пока мясо готовится, Ан с головой уходит в сортировку небольших камней и гальки возле реки. Как я не могу выносить вида песка, так она, похоже, смерти. У каждого свое бремя.

Насытившись, мы ложимся на спину, бок о бок, затерявшись в лабиринте мыслей. Я вглядываюсь в россыпь звезд на темно-синем небе в поисках той, что укажет мне путь домой. Той самой, которая много лет назад дарила нам с сестрой надежду. Сегодня эта звезда выглядит еще более далекой. И менее яркой. Менее реальной.

– Алтан? – шепчет Ан. – Ты еще не спишь?

– Ммм?

– Огонь погас, и мне становится холодно.

– Что мне нужно сделать? – бормочу я. Она фыркает, и мне на ногу падает камешек. – Что ж, можешь укрыться моим верхним халатом, – со вздохом предлагаю я.

– Не нужна мне твоя вонючая одежда. Я хочу, чтобы ты развел костер.

Несмотря на то, что в темноте ничего невозможно разглядеть, я чувствую ее взгляд и со стоном принимаю сидячее положение. Быстрым движением пальцев посылаю небольшой сгусток пламени в сторону растопки.

– Вот. Теперь довольна?

– Спасибо.

В отблесках огня я мельком замечаю выражение лица Ан.

– Ты в состоянии сама разжечь костер обычным способом. Я видел, как ты это делаешь, – начинаю я и, внезапно осознав, стискиваю зубы. – Ты хотела посмотреть, как я создаю огонь с помощью магии. Зачем?

– Лейе уверял, что священники предпочитают магию огня. Я уже видела твое пламя раньше, и мне стало любопытно. Оно выглядит точно так же, как у него. Если вся магия огня одинакова и если Дийе – это люди, которые встали на сторону Юнь Луна, а тяньсай – те, кто этого не сделал, разве это не означает, что по сути своей они одинаковы?