Ублюдок. Я выбегаю на улицу, чтобы помочь женщине подняться.

– С вами все в порядке?

Она вздрагивает и кашляет, задыхаясь от боли. Ее ободранные кровоточащие руки тянутся к моим.

– Мой сын, пожалуйста, верните мне моего сына.

Я встаю и смотрю на солдата.

– Только трус может ударить мать и ребенка.

Рыча и плюясь, Бычья Морда хватается за рукоять меча.

– Указ из императорского дворца. Ты не имеешь права говорить со мной в таком тоне, чужеземец.

Я ставлю коробку с лунными пряниками на землю, готовясь преподать ему урок. Однако стоит только взяться за сабли, кто-то хватает меня сзади за руку.

– Остынь, – шипит чей-то голос.

– Послушай своего друга, приятель, – усмехается Бычья Морда. – Он явно мудрее тебя. Бросишь мне вызов, и для тебя дело закончится плохо.

Я с такой силой стискиваю челюсти, что кажется, они вот-вот треснут.

– Алтан, – тихо предупреждает Ан.

Требуется недюжинная сила воли, чтобы вложить сабли обратно в ножны.

– Пошли, мы и так потеряли много времени, – ворчит держащий мальчика солдат. – Надо следовать расписанию, а солнце уже садится. – Он толкает мальчика вперед и с важным видом удаляется.

Напоследок изогнув губы в насмешливой улыбке, Бычья Морда разворачивается и следует за своим товарищем. Толпа расходится, возвращаясь к своим делам и тут же позабыв увиденное.

Меня переполняет чувство вины. Мне стыдно, что никто из моих соотечественников не вмешался, чтобы восстановить справедливость, стыдно, что я сам остался в стороне и позволил этому случиться. Я ничем не лучше их.

Вкладываю коробку с лунными пряниками и выигранными в кости монетами в дрожащие руки матери, понимая, что никакие мои слова или действия не компенсируют ее потерю.

– Что происходит, Алтан? Почему они вербуют детей? – задает вопрос моя спутница. Я подхожу к стене с указом.

«По приказу премьера Чжао Яна».

Выведенные красным слова, смелые, как кровь.

– Почему бы тебе не спросить у отца? – взрываюсь я.

Читая указ, Ан бледнеет и прижимает руку к губам.

– Нужно время, чтобы подготовить настоящего солдата, – объясняю я. – Если власти набирают людей с такой скоростью и рядом с таким богатым городом, как этот, им требуется количество. Грядет война.

Я срываю пергамент со стены и топчу его, бросая последний взгляд на мать, у которой солдаты украли сына. Она обмякла. Плачет, тянется к чему-то, лежащему на земле.

Детская игрушка.

В одном я ошибся: война уже идет.

АН

Когда мы возвращаемся в нашу комнату в таверне, от картины, которой мы стали свидетелями на городской площади, у меня все еще болит сердце, но вид знакомой головы с волнистыми волосами поднимает мне настроение.

– Ама! – Я с криком бросаюсь в ее распростертые объятия, испытывая невероятное облегчение. Для человека, проделавшего длинный путь от Шамо, она выглядит удивительно крепкой. – Когда ты прибыла?

– Около часа назад, – приглушенно сообщает она, уткнувшись губами мне в волосы. – Я не ожидала тебя здесь увидеть, Ан. Мастер Сунь сказал, что вы отправляетесь в морское путешествие.

Я неохотно отпускаю ее.

– У нас изменились планы, – говорю я, решив не вдаваться в подробности.

Алтан поглощен разговором с мастером Сунь. Старый господин одет в бледно-зеленое ханьфу, а его седые волосы собраны в пучок, скрепленный палочкой из слоновой кости. К украшенному малахитом и золотом поясу на красном шнурке крепится коллекция из трех или четырех маленьких нефритовых животных-талисманов. Он выглядит совсем не так, как я ожидала. От Сунь Тай Му веет спокойствием, разительно контрастирующим со сдерживаемой энергией, которой фонтанирует его ученик. Как по мне, он не похож на наемника. Интересно, зачем ему помогать Алтану и что он может получить от Лейе?

Я кланяюсь ему.

– Спасибо, что в целости и сохранности доставили мою бабушку, господин Сунь. Надеюсь, это не причинило вам слишком много хлопот.

– Бабушка Цзя – восхитительная попутчица. Хотя потребовалось некоторое время, чтобы убедить Ли Го в отсутствии у меня злых намерений.

– Как он? – спрашиваю я мастера Сунь.

Алтан хмуро смотрит на меня.

– Кто такой Ли Го?

– Друг. – Залегшие у него между бровями морщинки становятся глубже. Я спешу продолжить, прежде чем он снова меня перебьет: – Как выглядел Ли Го, когда вы его видели, господин Сунь?

– Он должен был прибыть сюда с нами. Настаивал, сказал, что дал тебе обет, но нас преследовали священники. К счастью, мы опередили их, и никто не пострадал. Твой друг храбр. Он вызвался увести их по ложному следу, просто на всякий случай. Последнее, что я о нем слышал, это что он направляется на северо-запад, далеко отсюда и от морского порта.

Чувство вины тяжким грузом давит мне на грудь. Это я заставила друга пообещать, что ама будет в безопасности, хотя в действительности мне не следовало возлагать подобное бремя ни на кого, кроме себя. Теперь мне придется отыскать его и вернуть долг.

– Не сомневаюсь, что вам с бабушкой есть о чем поговорить. Мы же побеседуем позднее. – Мастер Сунь подает Алтану знак покинуть комнату.

Как только дверь закрывается, я засыпаю аму вопросами об ее путешествии и здоровье.

Она кладет руки мне на плечи.

– Не торопись, Ан, помедленнее. Я в порядке. Со мной все хорошо, правда. Ли Го заботился обо мне после того, как тебя забрали, и мастер Сунь был очень добр ко мне.

– Сожалею, что заставила тебя пройти через это. Это я во всем виновата. – Сначала я выговариваю слова медленно, а затем, в порыве смятения и угрызений совести, они начинают литься потоком. Когда я заканчиваю признаваться в своих ужасных поступках и в том, что случилось с отцом, в глазах амы нет ни страха, ни гнева, ни даже отвращения. Она просто гладит меня по голове, вздыхая.

– Мне жаль, что твой отец оказался не тем, за кого ты его принимала. Не буду притворяться, что понимаю его поступки, но, возможно, как родитель…

– Я не хочу оправдывать его. Он выбрал свой путь.

Ама замолкает, позволяя мне выразить эмоции. Спустя несколько минут тишины я снова начинаю говорить, заламывая руки. Мои страхи возвращаются.

– Я боюсь, ама. Этот титул Похитительницы Жизни заставляет поверить, будто меня выбрали для чего-то важного. Но я не знаю, для чего именно, и ничего не понимаю. Я не представляю, что делать.

– Как ты верно заметила, отец сам для себя все решил. Возможно, ты и была каким-то образом избрана, но это не означает, что тебе не позволено выбрать свой собственный путь.