и до сих пор неизменно привлекает мое внимание. С этой стороны все в полном порядке. Гениальная картина великого мастера, одно из произведений, составляющих гордость нашей цивилизации.

Но не картина как произведение искусства, а именно то, что на ней изображено, все более притягивает мой разум. Мне все менее нравится этот старик, прекрасно, с гениальной силой изображенный справа.

Он смущает мою веру.

Мой Господь совершенно не такой. Бог, в которого я верю, не знает возраста, не изменяется во времени. Он не может ни быть, ни стать стариком. Само возрастное изображение Бога с необходимостью приводит к мысли, что Бог раньше был юн, а до того вообще младенец, еще до того только родился… От кого? Кто отец Бога?

Кто мать? Так мы скатываемся к греческим мифам.

Если Господь уже состарился, то что будет дальше?

Мысли о стареющем, дряхлеющем Боге представляются мне кощунственными.

Еще в гораздо большей степени кощунственным представляется тело, тело Бога, само его наличие у Господа, телесность Господа. Например, рот. Которым Бог ест! Какова пища Бога? Амброзия? Зубы. Молочные уже выпали? Достать бы один для музея. Не портятся ли Его зубы? К кому из дантистов ходит? Не болит ли у Него живот? Все это явственно отдает пантеоном богов греческой мифологии.

Боги греков сотворены по образу и подобию человеческому, они человекообразны, это и есть люди, только очень большие и сильные люди. Им присущи человеческие слабости и недостатки, вплоть до зависти, ревности и сведения счетов.

Любое наделение Господа телесностью умаляет, обезображивает Его образ. И чем ниже, тем кощунственней. Как выглядит, извините за выражение, переваренная Богом пища? Чем пахнет? Куда Он ее складывает? В смысле божественный нужник. Эта бывшая пища Бога, уж не она ли это…

А если измерить в тоннах?

А под искусно выписанным покрывалом у Господа что? Что вы говорите! Размеры? Функции?

Не стану продолжать.

Совершенно очевидно, что все эти подробности — лишь мерзко-сти. Богомерзкости.

Великий художник впрямую использовал библейское положение о том, что Господь создал Адама по образу Своему и подобию (Бытие, 1:26). Таково свойство любого подобия: если один похож на Другого, то и этот Другой в такой же мере похож на первого.

Не видя (глазами) Бога, но зная людей, Микеланджело восстановил (телесный) образ Бога по доступному образу человека.

Ложный путь.

В чем же тогда (если не так, как у Микеланджело) подобие Создателя и человека? Подобие следует понимать в духовном (не физическом, не телесном — антителесном) смысле.

Тема «(Духовный) образ Бога» стала для меня постоянной и интригующей. Богословская литература была недоступна, и так ли, сяк ли я наверняка проходил путями, которыми до меня ходили тысячи, миллионы верующих, плутал уже давно заасфальтированными маршрутами. Но до сих пор я практически ежедневно заглядываю в эту бесконечную тему, захожу в очередной или полюбившийся мне тупичок лабиринта веры.

Классе в шестом я прочитал «Овода» писательницы Войнич. Книга мне настолько не понравилась, что я ее никогда больше не перечитывал и в киноварианте не смотрел. Запомнилась только сцена, где кардинал (кажется, Монтанелли. Он кем-то приходится этому Оводу, скорее всего папой. Кардинал приходится папой…) проклинает Бога. Помню, я даже читать остановился. И до сих пор не понимаю. Кардинал, видимо, верующий человек, и вдруг такой бунт против Господа… Это… Это…

И тогда мне в мою детскую голову пришло сравнение, от которого не могу избавиться и до сих пор. Это как ученый рассматривает в микроскоп какую-нибудь мелкую подопытную дрянь и видит, что она там у него под микроскопом ему демонстрации протеста устраивает.

Это простой неграмотный человек, язычник, может на своего личного запечного божка, как на старшего родственника, дедушку, обижаться, наказывать его.

Но на Творца Вселенной, на Всесильного Бога? Какой он к черту кардинал? Подмикроскопная слизь.

Наша жизнь с ее вместилищем, Землей, галактикой, включая наш гордый разум, этические представления, — все от Бога.

Дела и замыслы Его не постижимы.

Он не ведомо для каких собственных целей нас создал, может опять в ничто, в первородный хаос обратить одним мысленным дуновением, а пока наблюдает, что с нами происходит.

Точно как ученый за своей подопытной, подмикроскопной мелкотой.

Он им тоже то одно подмешивает, то другое перекрывает и смотрит, записывает, что произойдет. Ни их молитвами, ни проклятьями не интересуется.

Тут самый страшный, пугающий из путей моих размышлений о Боге. Тупик. Вот создал Господь землю и все на ней и забыл о нас, пошел другими Своими великими делами заниматься, а нас сирых оставил, вот мы и грешим напропалую. Сатана нами и стал командовать. Все хуже, хуже, и уже становится виден конец. Гибель и мрак в конце туннеля нашей жизни. Какое уж теперь бессмертие.

В лагере пятидесятники впервые дали мне почитать Библию. На тончайшей бумаге, мелкими буквами, со срезанными для конспирации полями. Я обалдел. Я впал в ступор. Я был очарован. Я был потрясен. Как объяснить человеку, который не испытал этого чувства, что со мной происходило? Все, что я читал до Библии, вся мировая литература, все то, что я любил и даже знал наизусть…

Нет, нет, я не отрекаюсь. Любил и люблю. Но мне показалось, что Библию сочинил, придумал, сотворил, создал не человек, не гений, а Сам… Читал, а мне казалось, что у меня руки грязные держать эту книгу, голова грязная… Изнутри… Мне казалось, что я слышу голос самого Бога. Для сравнения могу добавить, что, когда в Америке у меня в руках оказалась книга Мормона, никакого внутреннего озноба я не испытал.

Сработана книга по образу и подобию, но духа в ней нет.

Библия для меня двойная. Не то!

Тройная, десятерная, многослойная, бесконечная по глубине смыслов. В тексте я вижу противоречия, несообразности, какие-то как бы глупости, наивности, места, которые нуждаются в истолковании, в осмыслении, но в целом…

Книга, продиктованная Им Самим.

В самом начале, когда в раю Господь спрашивает у Адама, пока единственного человека: куда, мол, ты спрятался от меня? Трудно к этому отнестись серьезно. Тут Господь как бы дедушка на пенсии с внучком в садике на даче играет. Что-то тут не то. Или вот. Глава третья. Самое начало: «Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог». Говорящий змей-искуситель — зверь полевой? А не ипостась самого Дьявола? Как можно в это поверить?

Ева:

— Сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть.

И сказал змей жене:

— Нет, не умрете.

— Но знает Бог, что в день,