— Несмотря на футбольный матч с детишками-инвалидами, послекоторого на мне не осталось живого места.

Джулия улыбнулась, и Пол почувствовал, как внутри у негочто-то перевернулось.

— Я люблю, когда ты улыбаешься, — прошептал он. — И я хочу,чтобы ты улыбалась каждый раз, когда будешь вспоминать обо мне. А для этого якое-что тебе купил. — С этими словами Пол достал из кармана плоскую бархатнуюкоробочку и протянул ее Джулии. Внутри оказался маленький золотой клоун скрохотными сапфировыми глазами. Взяв брелок за тонкую золотую цепочку, Джулияосторожно извлекла его из коробки Ручки и ножки клоуна задрожали. Джулия веселорассмеялась:

— Он очень красивый и смешной.

— Вот и хорошо. Тогда давай примерим его. Джулияинстинктивно схватилась за цепочку, которая висела на шее, но было поздно. Полуспел ее вытянуть и увидеть висящее на ней обручальное кольцо, привезенное изМехико.

— Зачем? — не выдержал он, схватив Джулию за плечи и испытываянепреодолимое желание встряхнуть ее по-настоящему — Зачем ты мучаешь себя ипродолжаешь носить его кольцо? Ты тогда все сделала правильно, тебе не за чтосебя корить!

— Я знаю.

— Тогда выкинь его из головы, черт побери! Он сидит в тюрьмеи будет сидеть там до конца своих дней. А у тебя впереди вся жизнь, и в этойжизни должно найтись место для мужа и детей. — Пол немного успокоился изаговорил совсем другим голосом:

— Тебе нужен мужчина, с которым бы ты забыла о том, чтовообще когда-либо спала с Бенедиктом. Это действительно так, Джулия, поверьмне. В конце концов, это не имеет никакого значения.

Джулия гордо вздернула подбородок и со спокойнымдостоинством сказала:

— Когда это перестанет иметь значение для меня, тогда, можетбыть, мне действительно понадобится другой мужчина. Но не раньше.

С трудом скрывая обиду и огорчение. Полполушутя-полусерьезно спросил:

— А что бы ты сказала, если бы я уехал сегодня в Даллас ибольше никогда не вернулся сюда?

— Я бы сказала, что мне тебя будет очень не хватать.

— И ты наверняка считаешь, что я так не сделаю? —поинтересовался Пол, испытывая раздражение от того, что это была истиннаяправда.

Джулия озорно улыбнулась и кивнула головой.

— Конечно, не сделаешь. Ты без ума от обедов, которыеготовит моя мама.

— Я без ума от тебя. — Пол улыбнулся и притянул Джулиюпоближе к себе. — Я приеду на следующие выходные.

— Это какая-то ошибка, — Эмили перевела озадаченный взглядсо своего мужа, на его бухгалтера. — Мой отец никогда бы не вложил ни цента вдело, хоть как-то связанное с именем Тони Остина.

— И тем не менее, мисс Макдэниелс, факты свидетельствуют обобратном, — мягко возразил Эдвин Фээрчайлд. — За последние пять лет ваш отецвложил около четырех миллионов ваших трастовых денег в «Ти-эй Продакшнз»,которая принадлежала мистеру Остину. Все делалось совершенно открыто и назаконных основаниях, хотя я бы никак не смог назвать это выгодным помещениемкапитала, так как Остин тратил все деньги, поступающие на счет «Ти-эйПродакшнз», исключительно на свои личные нужды. Я, конечно, ни в коем случае нехочу сказать, что ваш отец поступил не правильно или несправедливо по отношениюк вам, — поправился он, заметив, как нахмурилась Эмили. — Все акции «Ти-эй»куплены на ваше имя. И единственная причина, по которой я коснулся этой темы,заключается в том, что как ваш новый финансовый советник я бы порекомендовалвам поскорее продать свой пакет акций наследникам Остина или, если они незахотят их покупать, отдать даром. Тогда, по крайней мере, вам не придетсяплатить за них налоги.

Эмили, совершенно выбитая из колеи, пыталась хоть как-топереварить полученную информацию.

— А что говорит мой отец по поводу этих неудачных вложений в«Ти-эй Продакшнз»?

— Я не имею права ни обсуждать с ним этот вопрос, ниподвергать сомнению правомерность его капиталовложений. Насколько я понимаю, онраспоряжался вашим трастовым фондом уже много лет, и вы всегда ему полностьюдоверяли. Поэтому и обсуждать вопрос с акциями «Ти-эй» вы должны исключительномежду собой. Я же вмешиваюсь в это дело лишь потому, что уже много лет являюсьфинансовым советником вашего мужа, а так как вы теперь женаты, то возникаюттакие вопросы, как налог на совместный доход, да и некоторые другие.

— Мой отец не знал, что «Ти-эй Продакшнз» принадлежитОстину. Иначе он никогда бы не вложил туда деньги, — твердо сказала Эмили.

Выражение лица Фээрчайлда яснее всяких слов говорило о том,что он думает по этому поводу.

— Ну что ж, мисс Макдэниелс, я не могу вам запретить иметьсвое собственное мнение.

— Здесь дело не в моем мнении, — нервно рассмеялась Эмили. —Вы просто не понимаете. Для того чтобы каким-то образом заставить моего отцакупить акции компании, принадлежащей Остину, понадобилось бы… Понадобилась быпоистине макиавеллиевская хитрость. Он презирал и ненавидел этого человека. Егопросто обманули.

— Извини, Эмили, — осторожно вмешался ее муж. Зная, какболезненно жена относится ко всему, что касается ее отца, он до сих порстарался сохранять нейтралитет. — Но твоего отца никто не обманывал. Мы ужеобсуждали с Эдвином этот вопрос. Судя по всему, он купил эти акциинепосредственно у Остина.

— Почему вы так думаете?

— Потому что акции «Ти-эй» не продавались на бирже. Как ужеупомянул Эдвин, это частная компания, а потому акции можно было купить либо усамого Остина, либо у его представителя.

Эмили перевела взгляд с мужа на Фээрчайлда.

— А у Остина были представители? Эдвин Фээрчайлд былкатегоричен.

— Нет, — твердо ответил он и извлек из папки фотокопиюкакого-то документа. — Он никогда никому не платил за то, чтобы представлялиего интересы. Кроме того, согласно документам, имеющимся в архиве Сакраменто,он был единственным акционером и служащим этой компании. А также директором. Ивсе это в одном лице. Я сверился с некоторыми своими собственными источниками,но получил тот же результат, — Фээрчайлд снял очки и посмотрел на циферблатмассивного золотого «ролекса». — Уже начало седьмого. Я не хотел задерживатьвас так долго, но зато теперь мы обсудили все, что можно было обсудить. Если вырешите продать акции наследникам Остина, то советую вам это сделать поскорее.Как только вы сообщите мне о своем решении, я смогу наконец планироватьналоговые платежи на следующий год.

Дик молча кивнул, и Фээрчайлд повернулся к Эмили. Взглянувна ее расстроенное лицо, он попытался, как мог, утешить ее: