— Может быть, мы все-таки включим свет? — твердо сказал Дик,подкрепляя свои слова действием. — Мне бы очень не хотелось, чтобы Эмилиспоткнулась в этих потемках и что-нибудь себе сломала.

— Почему ты вдруг решила приехать? — спросил Макдэниелс,игнорируя слова Дика точно так же, как он раньше игнорировал его присутствие. —В последнее время ты меня почти не навещаешь, — плаксиво добавил он.

— Я была у тебя на прошлой неделе, — напомнила Эмили. — Носегодня я приехала поговорить о деле. Бухгалтер Дика попросил решить кое-какиевопросы, прежде чем заниматься планированием налогового обложения на следующийгод.

— Конечно, милая. Нет проблем. Пойдем в мой кабинет, и япокажу тебе все документы.

— Мне нужно сделать несколько телефонных звонков, — вмешалсяДик. — Ты пока поговори с отцом, — обратился он к Эмили, — а я тем временемпозвоню.

Оглянувшись по сторонам и не обнаружив никаких признаковтелефонного аппарата. Дик снова вопросительно посмотрел на жену.

— В кухне, — подсказала Эмили, и он направился в указанномнаправлении.

Эмили проследовала за отцом вверх по лестнице в спальню,которую он еще много лет назад переоборудовал в кабинет. Макдэниелс сел записьменный стол, который являлся единственным незахламленным местом в доме,хотя и на нем лежал многодневный слой пыли. Все стены были увешаныбесчисленными фотографиями Эмили — Эмили в коляске, Эмили, только начинающаяходить, Эмили в балетной пачке, Эмили в своей первой роли, Эмили в тринадцатьлет с волосами, собранными в хвостик, Эмили в пятнадцать со своим первымбукетом, подаренным поклонником. Только сейчас, глядя на фотографии, Эмиливдруг заметила, что почти везде она была снята вместе с отцом. А потом оназаметила и еще кое-что — несмотря на чудовищную грязь и запустение, царящиекругом, все без исключения фотографии выглядели так, как будто их недавнопротерли чистой тряпкой.

— Чт-то т-ты хочешь знать, ро-одная? — спросил Макдэниелс,тщетно пытаясь контролировать свой заплетающийся язык.

Глядя на то, как отец в очередной раз отхлебнул изрядныйглоток виски, Эмили уже было открыла рот, чтобы заговорить о лечении от того,что, судя по всему, стало хроническим алкоголизмом, но вовремя спохватилась. Впоследний раз, когда она пыталась затронуть эту тему, реакция отца быласовершенно неадекватной. Поэтому она собралась с духом и заговорила о том, радичего, собственно, и приехала:

— Папа, ты знаешь, как я благодарна тебе за то, что все этигоды ты занимался моими финансовыми делами. Ты всегда делал все для того, чтобыраспорядиться ими наилучшим образом, и я это понимала и понимаю.

— Еще бы! Я откладывал каждый цент, заработанный тобой. Ихотел бы я посмотреть на того, кто посягнет на эти деньги. Себе я брал толькодвадцать долларов в час, как твой импресарио, и то лишь потому, что ты сама наэтом настояла. В тот день, — мечтательно добавил Макдэниелс, — ты была такойзабавной. Тебе было всего шестнадцать, но ты разговаривала со мной, как будтоэто я был провинившимся ребенком. Ты тогда сказала, что если я не соглашусь наболее высокую зарплату, то тебе придется меня уволить.

— Да, я помню, — сказала Эмили, но чувствовалось, что еемысли очень далеки от ностальгических воспоминаний. — Именно поэтому я прошутебя правильно отнестись к моему следующему вопросу. Я ни в коем случае нехочу, чтобы ты подумал, что я сомневаюсь в твоей честности и компетентности. Ялишь хочу понять, почему ты так поступил. Сами же потерянные деньги мнесовершенно безразличны.

— Потерянные деньги? — в голосе Макдэниелса послышалисьсердитые нотки. — Какого черта ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать о тех четырех миллионах долларов, которые втечение последних пяти лет ты вкладывал в студию Тони Остина. Акции этойкомпании не стоят и гроша. Зачем ты это делал, папа? Я же знаю, что ты еговсегда ненавидел и презирал.

Увидев, как изменилось лицо отца после этих слов, Эмилиневольно вжалась в кресло. Оно стало страшным. В горящих, как угли, запавшихглазах не осталось почти ничего человеческого.

— Остин… — наконец произнес Макдэниелс, как бы смакуя каждыйзвук. — Тебе незачем больше беспокоиться по этому поводу, родная. Я о немпозаботился. Нам больше не придется покупать его липовые акции, и все останетсянашим маленьким секретом.

— Но зачем было вообще покупать эти, акции? — не выдержалаЭмили, не на шутку напуганная таким чужим и непривычным выражением лица иголоса отца.

— Он меня заставил. Я не хотел. Но теперь он мертв, и большемне не придется этого делать.

— Но каким образом он мог заставить тебя вложить четыремиллиона моих денег в свою компанию, если ты этого не хотел? — спросила Эмилирезче, чем ей бы хотелось.

— Не надо разговаривать таким тоном с папой, девочка! —злобно огрызнулся Макдэниелс. — Даже тебе это так не пройдет.

Эмили была настолько ошарашена ни на что не похожимповедением отца, что не сразу нашлась, что ответить. Но вскоре она взяла себя вруки и встала.

— Наверное, нам лучше обсудить это в следующий раз, когда тыбудешь в более нормальном состоянии, — сказала она, направляясь к двери.

— Погоди! — с поразительной прытью Макдэниелс выскользнулиз-за стола и, догнав дочь, схватил ее за руку. — Умоляю тебя, родная, неуходи! Не оставляй меня одного. Я боюсь. Клянусь, дело только в этом. Я такбоюсь, что даже не могу спать. Но я никогда и ни за что не причинил бы тебевреда. И ты это знаешь.

Непритворный испуг в голосе отца не на шутку встревожилЭмили.

— Не волнуйся, папочка, — начала она успокаивать его,чувствуя себя скорее его матерью. — Я никуда не уйду. Ничего не бойся. Лучшерасскажи мне, что произошло. Я все пойму.

— Но ты никому не расскажешь?

Это прозвучало настолько по-детски, что Эмили невольноулыбнулась, несмотря на то, что именно после этих слов ей стало по-настоящемустрашно.

— Остин заставил меня купить эти акции. Он… он шантажировалнас. В течение пяти бесконечных лет этот мерзавец с помощью шантажа высасывализ нас деньги.

— Нас? — переспросила Эмили, не веря собственным ушам.

— Мы с тобой — одно целое. То, что касается тебя, касается именя, разве не так?

— Ну… Наверное, так, — осторожно сказала Эмили, стараясь неподдаваться панике. — И почему же Тони шантажировал… нас?

— Потому что, — заговорщически прошептал Макдэниелс, — онзнал, что мы убили Рейчел.

Это было уже слишком! Вскочив со стула. Эмили повысилаголос: