— Не огорчайтесь так, мисс Эмили. Мы постараемся максимальнокомпенсировать потерю этих четырех миллионов. Думаю, что за счет налогов намудастся сэкономить больше миллиона.

— Я ничего не понимаю ни в финансах, ни в налогах, —ответила Эмили. — Всеми денежными делами всегда занимался мой отец.

— Тогда вам придется обсудить проблему акции «Ти-эй»с ним.За последние пять лет он покупал их более двадцати раз. Может быть, он исходилиз каких-то особых соображений выгоды, о которых мы просто ничего не знаем?После того как он все объяснит, нам будет проще разобраться с тем, что делать сэтими акциями. Вполне возможно, что окажется целесообразным не продавать их ещенекоторое время.

— Спасибо вам, мистер Фээрчайлд, — сказала Эмили, пожимаяему руку. — Я обязательно переговорю с отцом.

— Перед тем, как вы уйдете, — сказал мистер Фээрчайлд, —когда Эмили с мужем уже стояли в дверях, — я хотел бы добавить, что во всемостальном капиталовложения вашего отца были просто безупречны. Он очень мудрораспоряжался деньгами и отчитывался за каждый пенни, потраченный за последниепятнадцать лет. Включая и деньги, вложенные в «Ти-эй Продакшнз».

Обычно мягкий голос Эмили посуровел, и в нем появилисьметаллические нотки.

— Я не нуждаюсь в напоминаниях о том, что отец всегдадействовал исключительно в моих интересах, мистер Фээрчайлд. Мне это и такпрекрасно известно.

Эмили молча наблюдала за тем, как ее муж ловко маневрировалсверкающим «БМВ»в густом потоке машин. Потом все-таки решилась заговорить:

— Я была очень груба с ним, да? Машина остановилась накрасный свет, и Дик повернулся к жене:

— Ты никогда не бываешь грубой, Эмили. И сегодня ты простозащищалась. Что, впрочем, происходит всегда, когда дело касается твоего отца.

— Я знаю, — вздохнула Эмили. — Но у меня на это есть вескаяпричина.

— Ты любишь его, а он посвятил тебе всю свою жизнь, —процитировал Дик.

Эмили подняла голову, оторвав глаза от переключателяпередач, и пристально посмотрела на мужа.

— Есть и еще одна причина. Дик. Было немало скандалов,связанных с тем, что родители детей-кинозвезд оказывались нечисты на руку. Инесмотря на то, что отец никогда не присвоил себе ни пенни из моих денег,всегда находились люди, которые чуть ли не в лицо заявляли папе, что он живетза мой счет, ни в чем себе не отказывая.

— Очевидно, — заметил Дик, переключаясь со второй скоростина третью, — они никогда не бывали у него в гостях. Иначе им бы и в голову непришло утверждать такое. Он уже лет десять не делал ремонта, а на мебель простосмотреть страшно. И это не говоря уже о том, что из-за постоянных оползнейчерез пару лет там будет жить вообще небезопасно.

— Да, ты прав, но он терпеть не может тратить деньги. —Эмили вздохнула и вновь продолжила начатую ранее тему. — Ты даже представитьсебе не можешь, как это иногда унизительно — быть отцом ребенка-кинозвезды. Ядо сих пор не могу забыть, как пять лет назад папа решил купить машину.Продавец был очень доволен тем, что сбыл ему «шевроле», до тех самых пор, покая не пришла в магазин, чтобы помочь выбрать цвет. Как только этот наглый типпонял, кто я такая, он тотчас заговорил совсем по-другому: «Но это же всеменяет, мистер Макдэниелс! Я уверен, что ваша дочка предпочла бы тузамечательную» севилью «, которая вам понравилась сначала. Правда, милая?»

— Если бы твоего отца действительно беспокоил вопрос о том,что думают о нем окружающие, — не выдержал Дик, которому иногда было оченьтрудно скрывать свою неприязнь к тестю, — то он бы давно нашел себекакую-нибудь приличную, спокойную работу вместо того, чтобы повсюду сопровождатьсвою маленькую Эмили. И тогда сейчас у него было бы чем заняться и он ненапивался бы от жалости к самому себе из-за того, что маленькая Эмили выросла ивышла замуж. — Краем глаза Дик заметил, как сильно его слова расстроили Эмили,и поспешил исправить положение. Обняв жену за плечи, он сказал:

— Прости меня. Я просто ревнивый болван, который не хочетдаже частично делить свою жену с кем бы то ни было. Даже с ее собственнымотцом. Ты меня простишь?

Кивнув, Эмили потерлась щекой о его руку, но ее прелестноеличико оставалось задумчивым и печальным.

— Обманщица, — поддразнил ее Дик, чрезвычайно встревоженныйи озабоченный этим совершенно новым и незнакомым для него настроением жены. —Очевидно, простого извинения недостаточно. Я заслуживаю хорошего пинка. Язаслуживаю… — Он немного поколебался, очевидно, придумывая себе наказаниепосуровее. — Я заслуживаю того, чтобы мы сегодня пошли в самый дорогой ресторанЛос-Анджелеса, где бы все сидели и глазели на мою жену.

Эмили улыбнулась, и Дик, поцеловав ее в одну из знаменитыхямочек на щеке, сказал:

— Я люблю тебя. — Но тотчас же шутливо добавил:

— Даже несмотря на эти смешные и совершенно нефункциональныедырочки на твоем лице. А ведь далеко не каждый сможет не обращать внимания наподобный производственный дефект.

Услыхав знакомый смех, Дик обрадовался, что его усилия непропали даром, и облегченно вздохнул. Но его радость длилась недолго.Отсмеявшись, Эмили повернулась к нему и сказала:

— А твоя любовь сможет выдержать испытание поездкой к моемуотцу, перед тем как мы отправимся в ресторан?

— Зачем?

— Затем, что я хочу поговорить с ним о тех деньгах, которыеон вложил в «Ти-эй Продакшнз». Я никак не могу найти разумного объяснения, и этосводит меня с ума.

— Догадываюсь, — сказал Дик, включая правый поворот инаправляя машину к дому тестя. — Думаю, что моя любовь к тебе способнавыдержать даже такую проверку.

Эмили нажала кнопку звонка. Прошло довольно много времени,прежде чем дверь открылась. На пороге стоял отец со стаканом виски в руке.

— Эмили, девочка моя! — воскликнул он, с трудом справляясь сзаплетающимся языком. На заросшем трехдневной щетиной лице горели налитыекровью глаза. — Я не знал, что ты наведаешься ко мне сегодня вечером.

Полностью игнорируя присутствие Дика, Макдэниелс обнял дочьза плечи и повел в глубь квартиры.

Он пьян. Мысль об этом всегда была мучительна для Эмили.Ведь еще несколько лет назад ее отец был истым трезвенником, теперь же запоисменяли друг друга с устрашающей частотой. Эмили вдруг подумала о том, что ужезабыла, когда видела отца трезвым.

— Почему бы тебе не включить свет? — мягко сказала она, струдом отыскивая выключатель. Единственная тусклая лампочка осветила сумрачнуюгостиную.

— Я люблю темноту, — возразил старший Макдэниелс, возвращаявыключатель в прежнее положение. — Так гораздо уютнее и… безопаснее.