— Ты… ты сошел с ума! Наверное, у тебя уже началисьгаллюцинации от постоянного пьянства! Чего ради тебе вдруг понадобилось быубивать жену Зака?

— А я и не собирался ее убивать. Сцепив руки, Эмилипопыталась хоть немного успокоиться:

— Папа, о чем ты говоришь? Это же сумасшествие.

— Не смей называть меня сумасшедшим! Он тоже так говорил, ноэто ложь! Я не сумасшедший. Я просто напуган, неужели этого нельзя понять? —захныкал Макдэниелс.

— Кто сказал, что ты сумасшедший, папа? И чего ты боишься? —терпеливо допытывалась Эмили. У нее постепенно возникало ощущение, что онаразговаривает с восьмидесятилетним, впавшим в маразм стариком.

— Остин сказал, что я сумасшедший, в ту ночь, когда я егоубил.

— Остина убил Захарий Бенедикт, — твердо сказала Эмили. —Это общеизвестно.

Глаза Макдэниелса подернулись мутной поволокой страха, и онзалпом допил остатки виски.

— Ты ничего не понимаешь! — закричал он, отшвырнув в сторонупустой стакан. — Ко мне приходят разные люди. И эти… частные детективы… они ужедважды приходили после того вечера. Они хотели знать, где я был, когда все этопроизошло. Они точно работают на кого-то, но не захотели мне сказать, на кого.Они подозревают меня, разве ты не понимаешь? Не знаю, как они вычислили, чтоОстин шантажировал меня, но теперь они уже точно вынюхают, почему он это делал,и узнают, что я убил и его, и Рейчел.

— Но чего ради тебе было убивать Рейчел? — Эмили старалась,чтобы ее вопрос прозвучал скептически, но у нее плохо получилось. Каждойклеточкой своего тела она предчувствовала беду.

— Не делай вид, что ты ничего не понимаешь! Я хотел убитьОстина. Господи, как же я хотел его убить! Но этот идиот Бенедикт изменилсценарий.

Эмили с трудом набрала немного воздуха в спазматическисжавшиеся легкие.

— Хорошо. Но зачем тебе было убивать Тони?

— Ты прекрасно знаешь, зачем! — взвизгнул Макдэниелс, и поего небритым щекам потекли слезы. — Он давал моей девочке наркотики! Он спал сней, и она от него забеременела. Ты думала, что я ничего не вижу и не знаю, —добавил он уже спокойнее и закрыл глаза. — Но я все знал. Тебя тошнило поутрам, и я позвонил в Даллас, твоему доктору, чтобы узнать причину. Медсестрамне все рассказала. Очевидно, услыхав имя, она подумала, что я твой муж. —Макдэниелс ненадолго умолк, и в комнате послышались сдавленные рыдания. — Тебебыло всего шестнадцать, а этот негодяй сделал тебе ребенка, зная, что обрекаеттебя на аборт. Кроме того, он все это время путался с той шлюхой Рейчел, и онисмеялись над тобой за твоей спиной. Даже после того, как ты вышла замуж, Остинугрожал, что все расскажет твоему мужу. О… о ребенке и об аборте.

Вспотевшие ладони Эмили оставили два влажных отпечатка накожаных подлокотниках кресла. Прошло несколько секунд, прежде чем она сновасмогла заговорить:

— Дик знает обо всем, что происходило со мной до нашейвстречи. А несколько недель назад я даже сказала ему, что тем мужчиной былТони. И если я ничего не рассказывала тебе все эти годы, то только потому, чтоне хотела причинять лишних страданий.

— Кто-то знает, что это я их убил, — продолжал рыдатьМакдэниелс, зарывшись лицом в ладони. — Я должен узнать, кто это, и убить его…— добавил он, тревожно озираясь по сторонам и выдвигая один из ящиковписьменного стола.

— Тогда вам придется начать с меня, — сказал Дик, появляясьна пороге. — Потому что теперь я тоже это знаю.

Вместо того чтобы испугаться, Джордж Макдэниелсзаговорщически подмигнул дочери и прошептал:

— Он прав, Эмили. Боюсь, что нам придется убить твоего мужа.

Он поднялся из-за стола, и Эмили с ужасом увидела, что в егоруке зажат пистолет.

— Нет! — закричала она, заслоняя мужа своим телом, в товремя как он тщетно пытался отстранить ее.

— Отойди, девочка моя, — приказал Макдэниелс. — Ему не будетбольно. Он вообще ничего не почувствует.

— Папочка! — закричала Эмили, пятясь вместе с Диком к дверии умоляюще протягивая руки к отцу. — Тебе придется убить меня, чтобы добратьсядо него. Но… но ты же ведь не хочешь этого?

Голос Дика прозвучал на удивление спокойно:

— Положите пистолет, Джордж. Если вы убьете меня, то вампридется убить и Эмили, потому что иначе она обо всем расскажет полиции. А язнаю, что вы ни за что на свете не причините ей вреда. Ведь все, что высделали, вы сделали только для того, чтобы защитить ее.

Человек с пистолетом в руке заколебался, и Дик продолжалговорить все тем же ровным и спокойным голосом:

— Положите пистолет. Мы вам поможем объяснить всем, что вывсего лишь пытались защитить свою дочь.

— Я так устал, — захныкал Макдэниелс. — Я так усталпостоянно бояться. — Видя, что отец немного успокоился, Эмили выскользнула вдвери и метнулась к телефону, чтобы набрать 911. — Я не могу спать.

Продолжая говорить. Дик начал медленно приближаться к столу.

— Вам больше не придется бояться, и врачи дадут лекарства, чтобывы смогли заснуть.

— Ты пытаешься провести меня, мерзавец! — истерично закричалМакдэниелс, направляя пистолет в грудь Дика. Но тот опередил его, молниейметнувшись вперед.

Услышав приглушенный звук выстрела, Эмили выронилателефонную трубку и кинулась к двери, но широкая грудь мужа преградила ейдорогу.

— Не входи туда! — предупредил он, уводя ее обратно вспальню.

— Папочка!

— С ним все в порядке! — резко оборвал ее Дик, набирая номертелефона «скорой помощи»и стараясь не спускать глаз с жены. — Он всего лишьударился головой об угол стола, когда падал, и теперь из него хлещет кровь, какиз недорезанной свиньи!

Трое адвокатов поднялись из-за стола, и один из них счувством пожал безжизненную руку Эмили.

— Я понимаю, как это все тяжело для вас, мисс Макдэниелс, ине могу передать, насколько мы все вам признательны за то, что вы взяли на себятруд узнать, что мы представляем интересы Захария Бенедикта, и пришли к нам безпромедления.

Невероятное напряжение и мучительные переживания наложилисвой отпечаток на Эмили. Ее обычно звонкий голосок звучал глухо и безжизненно:

— Мне не составило никакого труда узнать, что выпредставляете его интересы. Я помнила название юридической фирмы, которая велаего дело во время первого суда, и когда я позвонила им сегодня утром, они далимне ваш телефон.