было бы ошибкой считать национальный призыв несовместимым с другими политическими призывами, хотя национальные интересы становились в тот период важным фактором политики государств.

Националистические политики (как, впрочем, и их оппоненты) хотели, конечно, доказать несовместимость разных политических призывов, высказываясь в том смысле, что, мол, надев одну шляпу, нужно ее и носить, а не надевать на нее другую. Однако история и опыт показали неправильность такого сравнения. В тот период было вполне возможно быть одновременно и сознательным революционером-марксистом и патриотом своей страны, например, патриотом Ирландии, подобно Джеймсу Коннолли, возглавившему восстание в Дублине весной 1916 года. Хотя, конечно, следовало учитывать и тот факт, что широта политической борьбы вынуждала партии вербовать сторонников из ограниченного круга населения, так что людям приходилось делать один определенный выбор, исключавший прочие варианты.

Как бы то ни было, но новые рабочие движения, вербовавшие своих сторонников по классовому признаку, вскоре осознали то обстоятельство (свойственное обычно многонациональным странам), что им приходится соревноваться с партиями, призывавшими пролетариев и потенциальных социалистов поддержать их только по той причине, что они являются чехами, или поляками, или словенами. Это заставляло рабочие движения, как только они приобретали действительно массовый характер, обращать внимание на «национальный вопрос». Практически каждый теоретик марксизма, являвшийся деятелем достаточно крупного калибра, от Каутского и Розы Люксембург до австрийских марксистов, а затем — до Ленина и молодого Сталина, принимал в тот период участие в горячих спорах по национальному вопросу, что указывало на остроту и важность проблемы{131}.

Там, где национальное самосознание становилось политической силой, оно приобретало вид своего рода общей политической основы многих движений. Довольно трудно определить все многообразные проявления национализма, хотя все они назывались истинно национальными или патриотическими. Как мы увидим далее, идентификация по национальному признаку широко распространилась в тот период и значение национальных лозунгов в политической борьбе еще больше выросло. Однако самым важным стало появление обширного набора мутаций политического национализма, что имело глубокие последствия для XX века.

Рассмотрим 4 вида таких мутаций. Первый вид, как мы уже говорили, образовался от слияния национализма и патриотизма и стал идеологией правых. Его крайним выражением явился фашизм, расцвет которого пришелся на период между двумя мировыми войнами, но предшественников которого следует искать именно в XIX веке.

Второй вид возник на основе предположения (совершенно несвойственного либеральной фазе национальных движений) о том, что принцип национального самоопределения вплоть до (и включая) образования независимых суверенных государств, может быть применен не только к нациям, сумевшим проявить экономическую, политическую и культурную жизнеспособность, но и ко всем (и к любым) группам населения, объявившим себя «нациями». Разница между старым и новым толкованием хорошо видна на примере различия между концепцией Джузеппе Мадзини, великого проповедника национализма XIX века, и принципом президента Вильсона. Согласно Мадзини, «Европа наций» должна была состоять в 1857 году всего из 12 довольно крупных образований, тогда как по принципу национального самоопределения, провозглашенному Вильсоном в конце первой мировой войны, в «Европе должно было быть 26 независимых государств (или 27, с учетом Ирландии) (см. «Век Капитала», гл. 1 и 5).

Третий вид национализма был основан на требовании предоставления полной государственной независимости той нации, которая сама применяет к себе принцип «национального самоопределения»; объявлялось, что какая бы то ни было форма автономии является недостаточной; тогда как требования автономии, выдвигавшиеся в XIX веке, не содержали условия предоставления полной независимости. Под влиянием этого условия возникла в конце концов новая тенденция определять нацию по этническому и особенно по языковому признаку.

До середины 1870-х годов в Европе было 2 вида государств (сточки зрения их национального состава). Государства Западной Европы (Франция, Британия, Германия, Италия) считали себя представителями определенных «наций»; другие европейские государства были основаны на ином политическом принципе, но все же можно было допустить, что они представляют основную массу своего населения, объединенную в некую общность наподобие нации; так, русские цари являлись национальными правителями русского народа и ортодоксальными правителями Российской империи. Многочисленные нации, существовавшие внутри таких европейских государств (за исключением только империи Габсбургов и Оттоманской империи), не были слишком озабочены проблемой политической независимости, особенно после объединения Германии и Италии. Только поляки, разделенные между Россией, Германией и Австрией, не оставляли надежд на восстановление независимости своей страны; и о том же думали ирландцы, входившие в Соединенное Королевство. Еще в разных местах существовали большие группы населения, состоявшие из представителей одной нации и оказавшиеся, по тем или иным причинам, за границами государства, представлявшего эту нацию, к которому они, естественно, хотели бы принадлежать; однако лишь немногие из таких групп создавали определенные политические проблемы; как, например, жители Эльзас-Лотарингии, аннексированной Германией в 1871 г. (А вот области Ницца и Савойя, отошедшие к Франции в 1860-х годах от территории будущего итальянского государства, не проявляли никаких признаков недовольства).

Начиная с 1870-х годов, число националистических движений в Европе значительно увеличилось, однако при этом в Европе за сорок лет перед 1914 годом было создано гораздо меньше новых национальных государств, чем в предыдущие сорок лет (отмеченных созданием Германской империи); да и созданные после 1870 года государства были не слишком значительными: Болгария (1878 г.); Норвегия (1907 г.); Албания (1913 г.). Тогда как в период 1830–1871 годов были созданы или получили международное признание такие государства, как Германия, Италия, Бельгия, Греция, Сербия, Румыния; кроме того, в соответствии с так называемым «Компромиссным соглашением» 1867 года были гарантированы права широкой автономии Венгрии, входившей в состав империи Габсбургов. Теперь национальные движения появились не только у народов, считавшихся прежде «неисторическими» (т. е. никогда раньше не имевших независимого государства, или своего правящего класса, или своей культурной элиты), как, например, у финнов и словаков, но также и у таких народов, о которых едва ли кто-нибудь помнил, кроме, может быть, знатоков фольклора: например, у эстонцев и македонцев. Стало политически мобилизовываться население отдельных регионов, расположенных внутри давно существовавших национальных государств; теперь эти группы объявляли себя «нациями»; так случилось в Уэльсе, где в 1890-х годах организовалось движение «молодых валлийцев», возглавленное местным юристом по имени Дэвид Ллойд-Джордж, получившим потом широкую известность; так произошло в Испании, где в 1894 году сформировалась Национальная партия басков. Примерно в те же годы Теодор Герцль дал начало распространению сионизма среди евреев, до этого не интересовавшихся национализмом, заключенным в этом учении, и не знавшим его.

Многие из таких движений не встречали большой поддержки среди людей, к которым они обращались, хотя явление массовой эмиграции создавало благоприятную почву для отклика, так как пробуждало в сердцах сильное чувство сожаления по оставленной родине, открывая их для