- Донат, я на секунду. Увидела Кати, мне срочно надо ей сказать пару слов, – прикрылась я подругой и, не дав Донату и слова сказать, поспешила в толпу.

Я схватила разносчицу под локоток и потащила на ближайший балкон.

- Ты что тут делаешь? Абигейл, ты с ума сошла?! – зарычала я.

Сестра испуганно округлив глаза, лихорадочно соображала, чего от меня ждать.

- Да ещё в таком виде! А если кто увидит! Аби!

- Маина, я всего лишь хотела посмотреть на Локиса, – жалобно заглянула она мне в глаза взглядом пойманного на месте преступления щенка. – Правда-правда. Думала, только посмотрю одним глазком и сразу домой.

- Этот маскарад…

- А маскарад, чтобы меня не узнали. Ну кто будет разглядывать в темноте, да ещё когда Локис на сцене, разносчицу напитков?

Логика в её словах была. Никто. Если только кому-то разносчица не покажется знакомой, как мне.

- Это очень рискованно, Аби, – строго сказала я. – Представь скандал, если кто тебя узнает.

- Маиночка, я только послушаю и сразу домой, обещаю, – заныла она.

- Одну песню, отсюда и – домой, – категорично сказала я.

Знаю, что не послушается, но не силой же мне её уводить. Пусть сама уже начнёт отвечать за свои поступки.

- Хорошо, – слишком быстро согласилась она, преданно заглядывая мне в лицо.

Я вздохнула и вернулась к Донату, пока тот не начал меня искать. Абигейл спряталась за балконной портьерой и выглядывала оттуда, неотрывно смотря на Локиса влюблённым взглядом.

- Локис – потрясающий, не находишь? – шепнула она мне возбуждённо, когда я её покидала.

Донат обнял меня сзади, покачиваясь в такт музыке, как делали многие пары. Зазвучала последняя песня. Сначала обманчиво романтично и мелодично:

- Звёзды мерцают для на-а-ас

Всё в этом мире для на-а-ас

Так думаем мы,

когда влюблены,

И кажется мы в этом мире одни.

И вдруг после паузы громыхнули ударные и взвизгнули струнные. А потом рык Локиса:

- Но тут приходит она – боль.

И разбивает мечты - в пыль.

Ты думал, ты в этой жизни король?

Ха-ха, иди потанцуй кадриль.

А дальше по нарастающей, напряжённо, надрывно, разгоняя ритм и накаляя струны в душе:

- Кадриль жизни своей где нет дна.

И ты в бездну несёшься на скорости зла,

И умоляешь её замолчать, остановиться и подождать.

Но кружит она, забирает, уносит, не слышит,

Ей всё равно на то что ты ещё дышишь.

Пойди и умойся, бездарный ты гений,

Танцуй чужой танец,  забудь про спасенье.

Плыви по течению, и не будет падений,

Но ты снова встаёшь, не желая стоять на коленях.

И снова летишь к небесам в немыслимом танце свершений.

О, чудо! Добрался! Как сладостен плен

Обмана что ты в любви преуспел.

И холодным огнём полыхает заря.

Смотри, смотри, твои крылья горят!

Катись вниз, освободи место другому.

Пусть он помечтает о счастье пустом.

- Тебе нравится? – шепнул он мне на ухо.

- Да. А тебе? – напряжённо застыла я в ожидании ответа.

Донат не торопился отвечать.

- Я переписал потом последние строчки. Они стали выглядеть так:

«Плачь и падай, несчастный изгой!

Пусть теперь ошибается кто-то другой.»

Огорошил меня Донат. Сердце гулко забилось.

- Что? Не поняла…

- Мне очень приятно, что ты создала песни на мои стихи. Но было бы лучше, если бы я успел их перед этим поправить.

- Что ты такое говоришь, Донат? – повернулась я к нему лицом и пыталась найти в его хоть один намёк на шутку.

- Я говорю, это мои стихи, Маина… – грустно улыбнулся Донат. – Пойдём выйдем на балкон? Выступление всё равно закончилось.

Оглушённая, я пошла за ним. Мы вышли на балкон, и меня сразу зазнобило. Но не от холода.

- Донат, как ты можешь такое говорить? Марс…

- Марс хотел произвести на тебя впечатление, Маина. Он увидел мои стихи… я тогда влюбился в тебя и страдал. И свою боль мне оставалось выплёскивать только так. Он увидел и решил, что это поможет завоевать тебя. Попросил позволить выдать моё стихотворение за своё. А мне этого хотелось. Сам бы я тебе не мог показать. А тут хоть так, но ты увидишь, оценишь. Тебе понравился стих, и Марс попросил ещё. И я давал. Где-то в глубине души я, наверное, глупо надеялся, что ты поймёшь, что это написал не Марс. А раз тебе они понравились, то и автор имел шанс понравиться тебе, – от слов Доната сквозило застарелой горечью.

А я вдруг поняла, что верю ему. И что в глубине души я понимала, что Марс не мог написать стихи. Он не умел чувствовать так глубоко, быть таким ранимым, чтобы так умело и тонко передавать эмоции.

Но как же хреново-то. От того, что не раздумывала, что не докопалась, что была обманута. Я в очередной раз подумала, что я совсем ничего не понимаю ни в жизни, ни в людях. Ошиблась в Марсе, сделала ошибку с Донатом. Много ошибок. Почему я такая слепая?

- Почему ты не сказал мне? – поразилась я.

Донат пожал плечами.

- Не хотел тебя расстраивать. В конце концов, я сам согласился на это. Но я не думал, что ты такое значение придала стихам. Или это потому что они от Марса? – ударил он по больному. – Если бы ты знала, что это мои стихи, стала бы ты заниматься альбомом?

- Не знаю, Донат… Я хотела сделать этот альбом в память о Марсе. Как разовую акцию.

- Пусть так и будет. Но тебе не обязательно останавливаться. Видишь, как принимает песни публика? Мы могли бы продолжить. Знаешь, сколько у меня за это время стихов накопилось? – улыбнулся он.

- Много? – ответила я улыбкой.

- За четыре года тоски по тебе – очень, – признался он.

Мы стояли и смотрели друг на друга не в силах отвести взгляд.

- Только первое тебе не покажу, оно такое простое и наивное как палка-скалка, – решил разорвать напряжение Донат.

- Не верю, – улыбнулась я.

- Тогда придётся разочаровать. Слушай и смейся над юным поэтом:

- Всё, что хотел бы для себя –

Твою любовь, твою улыбку,

Ты даришь другу моему,

Я наблюдаю за ошибкой.

Ведь я люблю тебя, он – нет.

Но мне лишь скучное – привет.