Пять жалких часов в Данмануи — это так тоскливо! Никто никуда не ехал. Скоро я попытался найти что-нибудь хорошее в своем положении. Солнце еще не село — вот и славно. Чтобы взбодриться, я придумал игру, прибавляя себе очки, если правильно угадывал цвет следующей машины, но тот факт, что я был один, затруднял ощущение настоящей борьбы. Я даже попытался написать пародию на хит Фрэнка Синатры «Мой путь» в честь этого особенного этапа моего путешествия. Время от времени я орал его последние строчки как можно громче, чтобы убедиться, что все еще жив.

Полмира я исколесил,

Везде мой холодильник был,

Безумен я, как ни крути,

Что заскочил в Данмануи.

Ладно, признаюсь, я провел не все пять часов на этом пустынном отрезке дороги. В какой-то момент я подошел к паре домов, которые прикидывались городом, и нашел бар, где выпил две пинты пива «Мерфис». Потом вышел на главную площадь и заснул на лавочке. Черт, да я знал, как жить по полной. Когда я проснулся, удивленная женщина нервно рассматривала меня и мой багаж, а когда я улыбнулся, потащился с холодильником к дороге и начал ловить машину, она бросилась в стоящую позади церковь. Что ж, по крайней мере, эта ужасная ситуация, в которую я попал, приблизила кого-то к Богу.

Эта леди, должно быть, помолилась за меня, потому что через каких-то два с половиной часа возле меня притормозил молодой парень Киеран и довез до Дримолига, который был в десяти минутах езды оттуда. Дримолиг ничем не отличался от Данмануи, разве что был поспокойнее.

Спустя полтора часа я наконец добрался до Балтимора, благодаря Барри и Мойре, милой паре из Бэндона, которые помогли мне преодолеть последний этап этого марафона. Тот факт, что мы проскочили Скибберин, особенно раздражал, потому что я мог оказаться здесь на семь часов раньше, если бы не лопухнулся с картой в начале дня.

В Балтиморе, небольшом очаровательном портовом городе, я занял номер в гостинице с видом на красивую гавань и устроился у паба за соседней дверью с Барри и Мойрой. Я купил им по пиву в благодарность за то, что они проехали гораздо дальше, чем им требовалось, чтобы довезти меня сюда. Когда зашло солнце и было выпито достаточно пива, чтобы ужасы этого дня растворились, ко мне вернулось безмятежное настроение. Когда Барри и Мойра уехали, я столкнулся с толпой англичан из водолазного клуба Танбридж-Уэллс. Я немного засомневался, каким плаванием они могли заниматься, если, как я всегда считал, Танбридж-Уэллс, как и Швейцария, не имел выхода к морю. В любом случае, едва эти ребята услыхали о моих приключениях, они объявили, что у них есть воздушные мешки и подводная камера, и они с радостью возьмут холодильник поплавать с аквалангом. Я поблагодарил их, но отказался. Возможно, пора немного сбросить обороты.

И остров Кейп-Клир казался для этого вполне подходящим местом.

Когда паром причалил к крошечной пристани, которую местные жители смеха ради называют портом, я оказался единственным пассажиром, искавшим на ночь гостиницу. Острову Кейп-Клир предстояло стать местом моего уединения после суеты последних двух с половиной недель. Он отлично подходил для этого, почти как остров Тори, только на юге. Короля здесь не было, зато росли деревья, и климат был более гостеприимным. Сегодня остров купался в теплом солнечном свете. Как мы и договорились по телефону на материке, меня встретила Элеонора, одна из немногих жительниц острова, которая сдавала комнаты, и чья машина по степени ветхости обошла развалину, принадлежащую беззубому Иэну и компании. Она не произнесла ни слова, когда я забросил холодильник на заднее сидение, и машина с трудом покатила вверх и вниз по узким островным дорогам, пока мы не добрались до дома на вершине холма.

Я собирался остаться здесь дня на три-четыре, просохнуть, отдохнуть и в общем подготовиться к последнему этапу путешествия в Дублин. Однако в четыре часа паром забрал всех нагулявшихся туристов на материк, и остров окончательно опустел, не стало ни пешеходов, ни экскурсантов, ни юных натуралистов. Я почувствовал себя забытым и одиноким. В одно мгновение желание остаться дня на три-четыре сменилось решением провести у Элеоноры лишь одну ночь.

Я снова оказался в одном из тех мест, где не проявляют любопытства. За все время моего пребывания в доме Элеоноры и ее семьи холодильник стоял в коридоре, но не получил ни одного замечания на свой счет. Он просто должен был стать темой для беседы — холодильник в коридоре, весь покрытый подписями и добрыми пожеланиями, — но удостоился лишь краткого упоминания. Тем вечером я ужинал с Элеонорой, ее семьей и двумя квартирантами. Когда мы перешли к яблочному десерту, муж Элеоноры Кроуир незаметно наклонился ко мне.

— Это твой холодильник в холле? — робко спросил он.

— Да.

Он выждал минуту, чтобы собраться с духом для следующего вопроса:

— А он ведь очень маленький?

— Да.

Тема закрыта.

После ужина я снова прогулялся к причалу, охарактеризованному одним из местных, причем без тени иронии, как центр острова. По пути я увидел теннисный корт, который был построен в самом поразительном месте, буквально на краю утеса, возвышающегося над Атлантикой. То еще место для игр, подумал я.

Когда я оказался в «центре», кто-то, должно быть, убрал неоновые огни и рекламные щиты и отправил толпы веселых отдыхающих по домам, потому что там стояла полная тишина. Два паба — и больше абсолютно ничего. В обоих никого не было. Я сел выпить в одном, и в конце концов ко мне присоединился англичанин, который сказал, что привозит свою семью на этот остров каждый год, чтобы погулять и понаблюдать за птицами. В тот вечер он оставил их дома и потому мог в одиночестве насладиться так называемой сумасшедшей ночной жизнью.

— Вы играли в теннис на том корте? — спросил я.

— О, не говорите мне о теннисе, — воскликнул он, — мои дети до смерти хотят поиграть с тех пор, как мы здесь, но не могут.

— Почему?

— На острове нет теннисных мячей.

— Шутите.

— Нет. Ни одного. В магазине они закончились, а парень, который должен был привезти их с материка, забыл.

Жизнь на острове протекала в изоляции от большого мира.

Когда я шел назад, небо было таким ясным, какого я никогда раньше не видел. Звезды сверкали, будто зубы в рекламе зубной пасты, а маяк Фастнет-Рок освещал остров каждые шесть секунд, словно стробоскоп, замедленный под стать ритму местной жизни. Дойдя до дома Элеоноры, я взглянул на горизонт и вынужденно признал, что это действительно особенное место, однако оно не по мне, и потому утром я уезжаю на девятичасовом пароме. Для кого-то изоляция и спокойствие были идеальными, но что касается меня, то, хоть мне и нравились покой и безмятежность, я предпочел бы иметь альтернативу. Сочтите меня чокнутым, но мне хочется быть там, где всегда можно достать теннисные мячи.

Удивительно, но я ехал в Корк на такси. Я познакомился с английской парой, которая приехала на остров на первую за сто с лишним лет протестантскую свадьбу. Когда я затаскивал свой холодильник на паром, они наблюдали за мной с некоторым удивлением и после непродолжительного английского молчания сообщили, что заказали такси, которое отвезет их и их пожилую тетушку в аэропорт Корка, и если я захочу втиснуться, они будут очень рады. Втиснуться оказалось непросто, а таксист не знал, что делать с человеком, который взял на свадьбу холодильник. Он ничего не сказал, отчасти потому, что был более чем занят слегка эксцентричной тетушкой, которая на переднем сиденье занимала его разговорами.