– Кейт, ты когда выходной возьмешь, сегодня или завтра? – поинтересовалась Магда. Она ловко щипала корпию и кинула на меня взгляд поверх очков, не отрываясь от работы.

– Не знаю.

Я прислонилась к стене процедурной. Взгляд упал на окно. За стеклом было белым-бело. Снег, шедший всю ночь напролет, укрыл деревья пышными шапками, склонив раскидистые ветви почти до земли. По обе стороны от дороги намело огромные сугробы. С крыши Управления магической статистики, расположенного напротив, свисали длинные сосульки.

– Мой тебе совет, Кейт, иди сейчас. А то завтра неизвестно что будет. Опять раненых привезут, и выходные окажутся под вопросом.

Магда едва заметно вздохнула. Руки ее замелькали еще быстрее.

– Кэтрин, тебя на проходной спрашивают!

В процедурную заглянула Хельга.

– Кто? – удивленно спросила я.

– Не знаю, какой-то темноволосый красавчик.

Хель мечтательно закатила глаза.

– А какой у него голос! – добавила она. – Чисто бархатный.

Я усмехнулась. Если это тот, о ком я думаю, тогда понятно, почему Хельга в таком восторге. Лукас Хольм был способен разбить любое девичье сердце.

– Говоришь, на проходной ждет?

– Угу.

– Что, определилась с выходным? – хмыкнула Магда. Она была старше нас с Хельгой, уже успела побывать замужем и овдоветь, и выглядела женщиной, умудренной жизненным опытом. – Иди уже, пока начальство не хватилось.

– Ладно. Присмотрите за моими?

– Куда ж мы денемся? – вздохнула Маг.

– Кейт, я тебя провожу, – вызвалась Хельга. По лицу девушки было видно, что красавчик оборотень успел запасть ей в душу.

Я ничего не ответила. Хочет – пусть идет.

Зайдя в палату, проверила своих пациентов, потом прошла к себе и переоделась.

– Тера Кэтрин, вы что, бросаете нас? – удивленно спросил Снорг, когда я появилась из своей комнатушки.

Он отложил карты и посмотрел на меня едва ли не с обидой. Вот же настырный! Так и не оставил идею жениться.

– Мне нужно ненадолго отлучиться. Думаю, за это время с вами ничего не случится.

– Как знать? – патетически вопросил Снорг. – Может, мы тут от тоски погибнем.

– Хватит паясничать, – оборвал его Брансон. – Ты отыгрываться будешь? Или только и способен, что к девушкам цепляться?

Снорг принялся оправдываться, а я тихонько выскользнула за дверь, где меня дожидалась Хельга.

– Надо было как-то понаряднее одеться, – оглядев меня, критически заметила она.

Курц, сидящий рядом с дверью, шевельнул ушами. Шпионит, не иначе, ресова маговская собачка. Я усмехнулась и потрепала пса по голове. Знала, что тот с трудом выносит чужие прикосновения, но не смогла удержаться. Мне ужасно хотелось растормошить эту лохматую статую.

– Может, переоденешься? – не унималась Хельга.

– Я ж не на свидание.

– Все равно, – не согласилась сестра. – Вот если бы меня такой красавчик дожидался, я бы свою лучшую шляпку надела. И шарф шелковый. И…

– Ты со мной? – оборвала я мечтания Хельги.

Скажет тоже, по морозу – шарф шелковый!

– Конечно, – с готовностью кивнула та.

Курц незаметно оказался рядом.

– А ты куда? Тоже на улицу хочешь?

Пес еле слышно фыркнул. Черные глаза блеснули насмешкой.

– Мне сопровождающие не нужны, – заявила я наглому стражу.

Тот странно повел головой и потрусил впереди нас к выходу.

Мы прошли через пространственный тамбур, вышли на первом этаже и дошли до проходной. Строгий пожилой тер в темно-серой форме посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Хельгу, увидел невозмутимого Курца и нахмурился, но ничего не сказал.

– Смотри, вон он, – шепнула Хель.

Через стеклянную перегородку я увидела расхаживающего по холлу Лукаса. Выглядел тот щегольски – распахнутое черное пальто, белоснежная рубашка, дорогой шейный платок.

– Кейт, вы знакомы? – не унималась Хельга.

– Немного, – ответила я.

В этот момент Хольм повернулся и уставился прямо на меня. Глаза его хищно блеснули.

– Ладно, Хель, я пойду, – поторопилась я попрощаться с сестрой. – Если придет лорд Каллеман, скажи, что через пару часов я вернусь.

Хельга только кивнула. Вряд ли она расслышала мои слова. Все ее внимание было приковано к оборотню. Я усмехнулась. Звериная харизма волка сражала женщин наповал.

Хольм, словно в подтверждение моих мыслей, широко улыбнулся, сверкнув клыками, и пошел мне навстречу. Красивый, зараза. И прекрасно это знает.

Толкнув турникет, я оказалась в холле. Курц проводил меня недовольным взглядом, но остался на месте. Он застыл за стеклянной перегородкой, глядя на оборотня с подозрительным вниманием.

– Кэтрин!

Лукас галантно склонился над моей рукой.

– Добрый день, тер Хольм, – улыбнулась я.

– Как же я рад тебя видеть!

Голос оборотня звучал на редкость искренне.

– Ты замечательно выглядишь.

В янтарных глазах светилось восхищение. Рес! А ведь приятно. Очень приятно.

– Как вы меня нашли?

Я постаралась задавить поднявшее голову тщеславие.

– Обижаешь, Кэтрин, – усмехнулся волк. – Я ведь все-таки оборотень.

– Хотите сказать, что можете по запаху найти нужного человека? В огромном Бреголе?

– Легко, – серьезно ответил Лукас. Он ловко взял меня под руку. – Кейт, ты ведь позволишь угостить тебя чашечкой кофе?

Медовые глаза смотрели пристально, не мигая. Рес! А почему бы и нет? Могу я хоть раз позволить себе небольшое безумство? Возможно, судьба не просто так послала мне этого обаятельного парня. Именно сейчас, когда мне жизненно необходимо на кого-то переключиться, чтобы не думать о Горне.

– Вы знаете где-нибудь неподалеку подходящую кофейню? У меня не так много времени.

– Тут в двух шагах есть неплохое местечко, – обрадовался оборотень.

«Неплохое местечко» оказалось модным богемным кафе. Площадь Ранненгауде, на которой оно располагалось, издавна служила пристанищем для уличных художников, музыкантов и непризнанных поэтов. Здесь любой желающий мог заплатить пару-тройку ренов и стать обладателем именного портрета. Или сесть на лавочку у памятника королю Карлу, отцу нынешнего монарха, и помечтать под музыку сборного духового оркестра. Или же послушать стихи бродячих менестрелей. Ранненгауде была открыта для всех. И даже сейчас, зимой, холодная погода не могла помешать истинным ценителям искусства – заснеженные скамейки были заняты веселящейся молодежью, люди постарше неторопливо прогуливались рядом с мольбертами посиневших от мороза живописцев, а парочка отчаянных трубачей пыталась играть знаменитую «Капромину».