Он дошел до угла. Автобус подъехал, из него вышла девушка в белом плаще. Горло стиснуло так, что Марк вообще перестал дышать. Волосы цвета одуванчиков теперь потемнели, юные чары развеялись, но вся ее прелесть осталась при ней, и стройные ноги в бледном свете ноябрьского фонаря были еще красивее, чем на ярком сентябрьском солнце.

В ее глазах затаился знакомый страх – страх тем более нестерпимый, что теперь Марк разгадал его тайну. Он подошел к ней вслепую, ничего не видя из-за слез, и наконец-то коснулся ее мокрой щеки. Она поняла тогда, что все хорошо; страх ушел навсегда, и они, взявшись за руки, пошли домой под дождем.

Сидя в парке в то июньское утро, в пятницу, Роджер Томпсон даже представить не мог, что его холостяцкой жизни приходит конец. У него могло бы возникнуть такое подозрение, когда мимо проследовала высокая брюнетка в красном облегающем платье, но о сопряженных с этим искривлениях времени и пространства он, конечно же, не догадывался.

Брюнетка почти уже прошла мимо его скамейки, и начинало казаться, что свободе Томпсона ничего не грозит, но тут произошло то, что так любят авторы нашей лирической прозы: ее высокий каблук попал в трещину и застрял. Наш герой оказался на высоте положения, особенно если учесть, что в тот момент он обдумывал особо заковыристое место научного поэзоанализа и на девушек обращал внимание еще меньше обыкновенного. Он вскочил, обнял девушку за талию одной рукой, высвободил ее ногу из туфли, заметив при этом три узких золотых браслета на голой щиколотке, и довел пострадавшую до скамейки, пообещав:

– Сейчас вытащу.

Миг спустя он, верный слову, вновь надел туфельку на изящную ножку.

– Большое спасибо, мистер…

Слегка хрипловатый голос, тонкий овал лица, полные красные губы. Заглянув в жемчужную глубину ее серых глаз, Роджер почувствовал, что сейчас упадет, и неуклюже плюхнулся рядом с ней.

– Томпсон, Роджер Томпсон.

– Очень приятно, Роджер. Я Бекки Фишер.

– Мне тоже очень приятно, Бекки.

Пока все нормально: молодой человек встретил девушку. Он влюбился с первого взгляда, девушка тоже не против, на дворе июнь – все это неизбежно ведет к роману. Роман в самом деле случится, но в анналы времени не войдет никогда.

Почему, спросите вы?

Подождите, скоро увидите.

Остаток дня они провели вместе. У Бекки, работавшей официанткой в «Серебряной ложке», был выходной, у Роджера, подававшего уже шестую конкурсную заявку после окончания Лейкпортского Технологического, все дни были выходные. Они поужинали в недорогом кафе, потанцевали под музыкальный ящик. Их первый полуночный поцелуй на ступеньках ее дома был столь сладок, что Роджер только в своем гостиничном номере задался вопросом: как мог молодой человек, видящий в любви помеху научной карьере, так мгновенно и бесповоротно влюбиться?

Скамейка в парке преобразилась для него в святыню, к которой он совершил паломничество на следующее же утро. Вообразите себе его горе, когда он увидел на месте своей богини чужую девушку в голубом платье!

Роджер сел на другом конце. Будь она красива, еще бы туда-сюда, так ведь нет. Щуплая, долговязая. Одета в какую-то выцветшую тряпку по сравнению с платьем Бекки, а ее рыжая стрижка – истое оскорбление парикмахерского искусства.

Девушка, записав что-то в красную книжечку, посмотрела на часы, а затем – как будто время дня имело значение – перевела взгляд на Роджера.

Взгляд был довольно испуганный и нисколько не заслуживал злобы, с которой Роджер его вернул. Она снова уткнулась в свою записную книжку, но он успел разглядеть россыпь золотистых веснушек, глаза цвета синей птицы и ротик оттенка листьев сумаха после первого заморозка. Возможно, он отнесся бы к ней по-другому, не будь у него столь совершенного образца.

– Как пифецца «матримониальный»? – внезапно спросила она.

– Матримониальный? – вздрогнул Роджер.

– Да. Как это пифецца?

Он продиктовал ей по буквам.

– Шпасибо. – Она исправила что-то в записной книжке. – У меня плохо ш правопишанием, ошобенно когда шлова иноштранные.

– Так вы иностранка? – Это объясняло ее странный акцент.

– Из Бузенборга. Это маленькая провинсия на юзном континенте шештой планеты нашей шиштемы. Наша жвежда у ваш нажываецца Альтаир. Я прибыла на Жемлю вот только что, утром.

Ее деловой тон предполагал, что южный континент Альтаира VI от Лейкпорта не дальше, чем южный континент Солнца III и что космические корабли – самый обычный транспорт вроде автомобилей. Ученый в Роджере ощетинился и приготовился к бою. Решив изобличить лгунью посредством хитроумных вопросов, он начал издалека:

– Как вас зовут?

– Алайна, а вас?

Он назвался и продолжил:

– А фамилия у вас есть?

– Нет. В Бузенборге от фамилий откажались много веков нажад.

– Допустим. А корабль ваш где?

– Припарковала у жаброшенной фермы жа городом. При включенном зиловом поле выглядит как зилозная башня. Люди не замечают очевидного, если оно зливается с окружаюссим.

– Зилозная?

– Да, то есть силосная. Вечно путаю эти звонкие-глухие-шипящие, надо быть повнимательней.

Синий взор обезоруживал, красивый ротик даже не намекал на улыбку.

– Вам бы логопеда хорошего, – сказал Роджер.

– А где мне его найти?

– В телефонной книге их полно, звоните и договаривайтесь. – Возможно, до знакомства с Бекки он нашел бы ее акцент очень милым и не стал бы советовать логопеда. – Давайте, однако, проясним. Вы сказали, что оставили свой корабль на виду, поскольку люди не замечают очевидного, если оно сливается с окружающим. Это значит, что свой рейс на Землю вы хотите сохранить в тайне, правильно?

– Правильно.

– Почему же вы мне так сразу эту тайну открыли?

– Все то же незамечание очевидного. Если говорить, что я с Альтаира VI, мне никто не поверит.

– Хорошо, пусть так. – Роджер приступил ко второй фазе своего плана. – Поговорим о вашем полете.

Он полагал, что теперь поймал ее, но ошибся. Девушка и не думала тонуть в собственных выдумках – в научных водах, если на то пошло, она плавала лучше самого Роджера.

Для начала он указал, что ни одно движущееся тело вследствие соотношения массы и скорости не может превысить скорость света и потому ее путешествие с Альтаира должно было занять как минимум лет шестнадцать – срок прохождения этого расстояния светом.

– Вы забываете о трансформации Лоренца, – возразила она. – Время в движении замедляется по сравнению со стационарным, поэтому на скорости, близкой к световой, я затратила бы на перелет всего несколько часов.