Милиционер молчал.

— Да что случилось-то? — заканючил Жорик. — Говорите скорей, а то самолет улетит!

— Уверен? — поинтересовался Миша.

Парень сокрушенно кивнул.

— Слушай, а ты сам-то хочешь лететь? — строго спросил милиционер. — Только честно. Положа руку на сердце.

Жорик мотнул головой.

— Так я и знал, — деловито сообщил милиционер. — У меня к вам дело, гражданин. Я выполняю секретное задание и должен инкогнито попасть на самолет. Мне нужен ваш билет.

Через минуту Миша вернулся к Плетневу, улыбаясь и похлопывая себя по нагрудному карману. В это время Жорик уже садился в такси, размышляя, действительна ли милицейская расписка о конфискации, накарябанная карандашом на клочке бумаги, вырванном из блокнота. Впрочем, это Жору почти не беспокоило. Главное, он не отправится в этот дикий, безумный, полный опасностей поход. Пусть Нинка ищет себе другого носильщика.

— Вот, есть у тебя билет, — Вовка потер переносицу, — и что? Может, у тебя и паспорт есть на имя Георгия Андреича Гаврикова? Как ты контроль собираешься прохо… Ух, вот это скорости!

Миша проследил за взглядом Плетнева. В сторону терминала выступала Жорикова подружка, лукаво поглядывая на низенького чернявого мужичка, семенившего рядом.

— Придется тебе пересаживаться, — сообщил Вовка. — Место занято. Да и длинноват ты для нее, похоже.

Объявили посадку. Сгрудившись в стальной кишке терминала, пассажиры с тоской глазели на диковинную конструкцию, состоявшую из рамки металлоискателя, рентгеновской машинки для проверки сумок и четырех хамоватых операторов. Счастливчики, протиснувшиеся сквозь узкую щель паспортного контроля, спешили дальше и терялись во мгле.

— Билет, — в свинцовых глазах обширной контролерши любой желающий мог без помощи гадалки увидеть и дальнюю дорогу, и казенный дом.

Миша полез в карман.

— Паспорт, — подбодрила дама чугунным голосом. — Что вы мне удостоверение суете? Ну и что, что МВД? Загранпаспорт предъявите. Не надо здесь рыться в карманах. Отойдите и ищите. За вами очередь, молодой человек. Не задерживайте. Следующий!

— Да отойди ты. Ишь, встал, охламон! — пискнула сморщенная старушенция, сжимавшая подмышкой потертую сумочку времен Парижской Коммуны. — На, милая, билетик.

Миша понуро отошел от стойки. Огляделся.

У входа в терминал маячила озабоченная физиономия Вовки Плетнева. Тот не желал уходить, пока не отправит приятеля в путь.

Справа, в беленой стене виднелась железная дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен». Дверь была приоткрыта. За ней тихонько мурлыкало радио, слышались негромкие голоса, и время от времени что-то загадочно брякало.

— Готовься, — прошептал милиционер, похлопав болоньевый бок спортивной сумки. — Эх, была — не была. Не умереть мне своей смертью.

Дверь распахнулась, открыв небольшую, похожую на аквариум, стеклянную караулку, от которой, параллельно пассажирскому терминалу, тянулся длинный серый коридор. В караулке, примостившись за серым от пепла столиком, дулись в нарды двое пограничников — старый и молодой. В воздухе лениво ворочались кудели сизого табачного дыма.

— Марс, — негромко объявил молодой и, щелкнув по доске красной шашкой, повернулся к вошедшему.

— Вам чего? Это служебное помещение, здесь нельзя находиться.

Миша покачнулся, икнул. Сделал шаг вперед, снова покачнулся, да так, что едва не опрокинулся на протертый до дыр линолеум.

— Ммужжики, — промычал милиционер и так скосил глаза, что игрокам в нарды пришлось вывернуть шеи, чтобы не потерять с ним зрительный контакт. — Мужжики, котика купите, а? Трубы горят, мужики.

— Какой котик, мать твою! — рявкнул пожилой. — Пошел вон, пока цел!

— Не обижайте, мужики, — заканючил Миша и сделал еще шаг. — Труубы горят. Хороший котик. Сиамский. Не пожалеете. Кошечка сиамская. А мышей как ловит! Трубы, мужики…

— Сгинь со своими мышами! — скомандовал пожилой.

— У у меня нет мышей. Нету. Ммышей не принес, — милиционер сокрушенно развел руками и перебрался на середину комнаты. — Я мышками не торгую. У меня кот… Сибирский перс. Гладкошерстый. Вы только гляньте, мужики. Тру… трубы горят. Мне б полтишок на опохмелку, а?

С этими словами Миша расстегнул молнию.

— Мяааауу! — донеслось из сумки, и вдруг на игровую доску, разметав шашки, вспрыгнул череп на кошачьих лапах. — Мяаауу! Тртр-тртр-тртр…

Он прошелся туда-сюда, оглушительно мурлыча, и постреливая из черных глазниц фирменными адскими искрами.

Пограничники окаменели. Молодой выпучил глаза и распахнул рот до максимальных пределов, отпущенных человеку природой. Лицо сделалось одного цвета с погонами.

— Брбрбрбрбрбр, — затянул пожилой нечто невразумительное. — Брбрбр…

— Дядя, ты это о чем? — спросил Йорик. Он уселся на стол и совершенно по-кошачьи принялся драить лапкой костяную физиономию. — Ты собираешься меня покупать или нет? Решай скорей. Слышал, у хозяина трубы горят. Нехорошо мучить человека.

Тем временем «хозяин» огромными прыжками промчался по коридору, преодолел лабиринт служебных помещений и, никем не остановленный, выбрался на летное поле.

— Ну что, покупаешь или нет? — насел Йорик.

Седовласый пограничник очумело помотал головой и еще несколько раз повторил свое «Брбрбр».

Череп вздохнул.

— Ну вот. Говорил этому Мишке, никто не поверит, что я кот. Белкой был, белкой и останусь. Ладно, бывайте, служивые!

Йорик грациозно спрыгнул на пол и юркнул в коридор.

— Брбрбрыыысь! — донесся вслед вопль пожилого пограничника.

Чернявый спутник златовласой красавицы оказался в полном восторге, когда Миша (он же — Георгий Гавриков, владелец билета), отловив его в проходе между сиденьями, предложил поменяться местами и сесть возле новой пассии.

Самому милиционеру попался в попутчики смуглый мужичок в тюбетейке. Едва самолет набрал высоту, попутчик принялся клевать носом, и вскоре погрузился в глубокий сон, выхрюкивая рулады, достойные чемпиона мира по храпу.

Люба со товарищи устроилась в противоположном конце салона, ближе к носу. Всю дорогу злодеи о чем-то оживленно шептались, склонившись над потрепанной картой.

Четыре часа лету прошли в скучливой дремоте под мерный гул двигателей. Наконец загорелось табло, призывающее пристегнуть ремни, самолет заложил вираж, и противный зуд в желудке предупредил Мишу о приближающейся посадке.

— Эй, брат, зачем стоишь? — проснувшийся попутчик толкнул милиционера в бок. — Выходить надо.

Другие пассажиры, поднявшись с мест, нетерпеливо семенили к открытому люку, пылавшему в полутемном салоне как жерло адской печи. Миша тоже сделал движение к выходу, но вдруг обнаружил, что тогда нос к носу столкнется с Любой и ее собратьями по вере. Обнаруживать себя раньше времени не следовало, и Миша уселся обратно в кресло.