Гарроту.

Боже, ей никогда еще не попадался человек, стоявший в более удобной позе для того, чтобы задушить его. Нет ничего проще, чем накинуть струну ему на шею, упереться коленом в спину и накрепко перехватить дух в этом теле. Очень может быть, что парень этого заслуживал. Ведь совершенно непохоже, чтобы он хоть мало-мальски жалел ее, перед тем как напороться на нож.

Но человек поступает так, как считает нужным. Шев просто-напросто была не из тех девушек, что любят душить людей удавкой.

– Будь оно все проклято! – буркнула она, изо всех сил стукнула мужика по затылку рукоятками удавки – он сразу повалился без чувств – и швырнула гарроту со стены в море.

– Что за?..

– Громкий, низкий, скрипучий медленный голос. Шев обернулась. Из двери в дальнем конце прясла стены выходил, пригнувшись, очередной враг. Пригнуться ему пришлось поневоле, потому что, выпрямившись во весь рост, он был бы заметно выше притолоки. Тот самый Большой Лом, о котором только что говорили, решила Шев, и прозвали так этого парня без всяких шуток. Вообще, вся эта компания не произвела на Шев впечатления людей, склонных к шуткам. Голова у Лома была огромная, с непропорционально маленьким тонкогубым ртом и злыми крошечными глазками, а носик-пуговка попросту терялся на гладком, бледном, как непропеченное тесто, лице. На толстой, как бревно, руке висел щит размером с хорошую столешницу. Смазанные черты лица гиганта обрели некоторую четкость, выразив сначала изумление, а потом гнев, и он, как детскую игрушку, выхватил из-за пояса тяжеленный боевой молот.

– Ха! – Шев распахнула куртку, на подкладке которой тускло поблескивал целый набор метательных ножей. Быстрее, чем дятел долбит дерево, так быстро, что нельзя было разглядеть движений руки, она метнула один за другим эти ножи.

Справедливости ради следует отметить, что меткость ее бросков заметно уступала быстроте. Несколько ножей вообще не попали в цель и попа́дали на пол, лязгнув о стены, или умчались, вращаясь в полете, куда-то в ночь. Еще три вонзились в щит Большого Лома, а четвертый попал ему в плечо рукояткой и тоже упал, не причинив никакого вреда.

Теперь уже он буркнул: «Ха!», показав злобные маленькие глазки над окантовкой щита.

– Это все, на что ты способна?

– Нет, – кротко ответила Шев, – не все. – И она указала пальцем на еще один нож, который вонзился в громадное бедро как раз под полой расшитой куртки.

Великан фыркнул, вырвал нож и, стряхнув несколько капель крови, отшвырнул его в сторону.

– Если надеешься этим остановить меня, то ты еще дурнее, чем Хоральд говорил.

– Ножом? Нет.

Лом взревел и ринулся на нее, выставив перед собой щит, как оголовье тарана. Шев преспокойно стояла руки в боки и лишь насмешливо вздернула брови. Не успел ее противник преодолеть и половины разделявшего их расстояния, как его широкие шаги сделались неустойчивыми. Глазки, видневшиеся поверх края щита, сошлись к носу, потом разошлись, а устрашающий рев сменился болезненным мычанием, перешедшим в бессмысленное квохтанье.

Он приближался к Шев как вдребезги пьяный человек, держащийся на ногах только благодаря разгону, щит мотался из стороны в сторону, а тяжеленный молот вылетел из внезапно ослабевшей руки и грохнулся во двор.

Шев открыла дверь караулки и вежливо отступила в сторону ровно настолько, чтобы можно было элегантным движением поставить ногу на пути Лома.

Он протопал мимо, глаза на широком плоском лице уже закатывались. Шев подцепила ногой громадный башмак, и верзила, с отвисшей челюсти которого обильно капала слюна, конечно же, споткнулся. Он слегка подзастрял в дверном проеме, его развернуло, колени у него задевали одно за другое, как у пьяного, руки бестолково болтались по сторонам, и, наконец, одна нога запнулась о другую, и он рухнул прямо туда, где стояли стол и стулья, сбросив на пол и кастрюли, и кружки, и тарелки с недоеденной пищей. Он неподвижно лежал среди обломков лицом в луже разлившегося соуса от жаркого и лишь слабо булькал в жижу.

– А вот яд – совсем другое дело, – закончила начатую фразу очень довольная собой Шев. Ханнакар уверял ее, что этот яд может свалить слона, и, похоже, не слишком преувеличивал.

– Ха! – громко крикнул кто-то у нее за спиной, и Шев ловко перекатилась по полу, подхватила валявшийся на полу мечелом, мгновенно вскочила и, повернувшись на голос, приняла боевую стойку.

Это оказалась Джавра; с остекленевшими мутными глазами, тяжело дыша, сжимая в руке завернутый в тряпье меч, она переползала через парапет, зацепилась ногой за голову спавшего беспробудным сном часового и чуть не упала.

– Ха! – она обвела взглядом валявшиеся тела и медленно выпрямилась.

– И зачем же я тебе понадобилась?

– Должна же я посадить кого-то на весла, когда буду выбираться отсюда. – Шев убрала мечелом в ножны, переступила через бесчувственную тушу Большого Лома и направилась к лестнице. – Пошли.

– Здесь! – прошипела Шев, указывая на дверь и подзывая Джавру поближе.

По ту сторону бубнили голоса, ставшие совершенно внятными, когда она приложила ухо к замочной скважине.

– Не придет она за мною. Ты попусту теряешь время.

– О, времени у меня хватает.

Голос был спокойным, даже веселым, и все же от его звука по потной спине Шев побежали мурашки. Голос человека, которому отдать приказ истребить целую семью было не сложнее, чем задницу подтереть. Человека, безжалостного, как чума, и с совестью – если она вообще у него имелась – не больше крупинки соли. Голос Хоральда Пальца.

– Каркольф, ты недооцениваешь свое очарование. Шев обязательно явится сюда, я уверен, и подружку свою приведет. Ну а пока давай-ка еще немного.

– Нет!

Резкий неприятный смех и звяканье, похожее на лязг цепи.

– А я говорю еще. Значит, еще!

– Нет! – Голос Каркольф взлетел до страдальческого визга. – Хватит, поганец ты этакий! Умоляю, больше не надо!

Шев подняла ногу, согнула ее в колене, громко, пронзительно вскрикнула и пнула дверь. Створка распахнулась, словно и не была заперта, стукнулась о стенку и, отлетев назад, больно ударила по плечу рванувшуюся вперед Шев, заставив ее развернуться и чуть не выбив из руки мечелом. Шев попыталась устоять на ногах, продолжая вопить, но ее боевой клич как-то сам собой перешел в почти откровенно болезненный стон, и…

Не без труда удержав равновесие, она увидела, что оказалась посреди маленького внутреннего дворика, щербатые стены которого были плотно увиты засохшими лианами.

Каркольф сидела в кресле. Хоральд Палец склонился над нею.

Но в руках грозный повелитель преступного мира держал вовсе не ужасные пыточные орудия. Всего лишь бутылку вина, которую он наклонил, чтобы налить из нее.

И улыбался он вовсе не кривой ухмылкой убийцы, а добродушно, прямо по-отечески. Каркольф же была на первый взгляд невредима, даже не связана, изящна и хороша собою, как обычно; она сидела, изящно закинув ногу на ногу, и непринужденно покачивала ножкой в остроносом ботинке, а одной раскрытой ладонью прикрывала бокал.