– Меня никто ничему не учил. Я просто поняла, что такбудет лучше.

– Вот оно что! А тебе не приходило в голову, что мыдолжны были это обсудить? Знаешь, как взрослые люди. Меня учили родители, что,прежде чем предпринимать шаги, влияющие на чужую жизнь, следует объясниться.

Рафаэлла заставила себя посмотреть на него холоднымвзглядом:

– Все это начало сказываться на моем муже, Алекс.

– Да ну! Странно только, что ты обнаружила это, будучив Испании, за шесть тысяч миль от дома.

Она умоляюще смотрела на него, и в ее глазах промелькнулаболь, не покидавшая ее все эти месяцы. Алекс уже успел заметить, как онаосунулась, что у нее под глазами круги, а руки стали совсем прозрачными.

– Зачем ты все это делаешь теперь, Алекс?

– Затем, что ты не дала мне возможности все выяснить виюле.

Он звонил ей, когда она вернулась в Сан-Франциско, но онаотказывалась подходить к телефону.

– Ты понимала, что означало это письмо для меня? Или тыоб этом не подумала?

Внезапно Рафаэлла поняла, что он имел в виду. Сначала егобросила Рэчел, не оставив ему даже шанса сразиться с невидимым соперником –заработком в сто тысяч долларов в год. Рафаэлла поступила с ним не лучше,спрятавшись за спину Джона Генри и их «несоответствие» друг другу. Неожиданноона взглянула на все с другой стороны, и ей стало стыдно. Она опустила головупод пристальным взором Алекса и взяла горсть песка.

– Прости… ради Бога… прости… – Она снова поднялана него глаза, полные слез. И боль, которую он прочитал в ее глазах, толкнулаего упасть на колени.

– Если бы ты знала, как я люблю тебя!

Рафаэлла отвернулась и прошептала:

– Алекс, не надо…

Но он взял ее за руку и повернул ее лицом к себе.

– Ты слышишь? Я люблю тебя. И тогда любил, и сейчас, ибуду любить всегда. Возможно, я не совсем тебя понимаю, может, мы и правдаслишком разные, но я постараюсь тебя понять, Рафаэлла. Я смогу, только дай мнешанс.

– Зачем? Почему ты должен довольствоваться половиной,если можешь получить от жизни все сполна?

– Так вот в чем дело?! – Иногда ему приходила вголову такая мысль, но он не мог понять, почему она оборвала их отношения такрезко. Здесь должна была быть еще одна причина.

– Частично, – честно ответила она. – Я нехотела тебя ни в чем обделять.

– Мне нужна только ты, – произнес он нежно. –Мне не нужен никто, кроме тебя.

Рафаэлла покачала головой:

– Но это невозможно. Это было бы неправильно.

– Да почему, черт возьми? – В его глазахзасветился недобрый огонек. – Почему? Потому, что у тебя есть муж? Как тыможешь отказываться от всего ради человека, одной ногой стоящего в могиле, радичеловека, который, как ты сама говорила, всегда желал тебе счастья и, можетбыть, любит тебя так глубоко, что способен предоставить свободу?

Алекс уже знал, что Джон Генри предоставил полную свободуРафаэлле. Но у него не хватило духу рассказать ей об их встрече. Он видел, чтоона на пределе своих душевных сил, и ему казалось немыслимым добавлять ейлишнее волнение.

Рафаэлла его не слушала:

– Это не имеет значения. Лучше ему или хуже… здоров онили болен… до той поры, пока смерть не разлучит нас. А не скука, не удары и неты, Алекс… Я не могу отказаться от своих обязанностей ради этого.

– К черту твои обязанности! – взорвался он.

Рафаэлла вздрогнула и снова покачала головой:

– Если я не буду отдавать ему всю себя, без остатка, онумрет. Мне сказал об этом отец, и он был прав. Даст Бог, он еще поживет на этомсвете.

– Но ведь от тебя уже давно ничего не зависит, чертпобери! Или твой отец будет помыкать тобой всю жизнь? Или ты собираешьсяпохоронить себя заживо под своими «обязанностями»? А как же ты, Рафаэлла? Чегохочешь? Ты хоть раз подумала о себе самой?

Дело было в том, что именно этого она старалась не делать. Осебе-то она как раз и хотела забыть.

– Ты не понимаешь, Алекс, – ее едва было слышно.Он сел рядом с ней на бревно, так близко, что ее забила дрожь.

– Хочешь накинуть мой пиджак? – Она отказалась, аон продолжал: – Я ничего не понимаю. Этим летом ты совершила безумный поступок,пожертвовала слишком многим, чтобы искупить то, что считаешь страшным грехом.

Но она снова возразила:

– Я не могу так поступать с Джоном Генри.

Алекс никак не мог решиться рассказать ей, что главнаяпроблема в ее жизни – отношения с мужем – уже разрешена.

– Как поступить, Боже мой? Проводить несколько часов вдень вне дома? Ты решила приковать себя к его кровати?

– Можно сказать и так, по крайней мере сейчас. – Идобавила, считая своим долгом рассказать ему: – Отец установил за мнойнаблюдение, Алекс. Он грозится обо всем рассказать Джону Генри. А это егоубьет. У меня нет выбора.

– О Боже! – Он изумленно смотрел на нее. Единственное,о чем умолчала Рафаэлла, было то, что она всем этим обязана Кэ, егосестре. – Но почему он хочет это сделать?

– Сказать Джону Генри? Не думаю, что он это сделает. Ноя не могу рисковать. Он так сказал, и мне ничего больше не остается.

– Но почему он следит за тобой?

– Мне все равно. Пусть следит, если хочет.

– И теперь ты сидишь и ждешь конца. Она закрыла глаза:

– Не говори так. Я не жду этого. Я не жду его смерти. Япросто делаю то, что делала последние пятнадцать лет – остаюсь его женой.

– А тебе не кажется, что некоторые обстоятельстваслегка меняют ситуацию, Рафаэлла?

Она покачала головой.

– Ладно, не буду на тебя давить. – Он представил,под каким давлением она оказалась дома в Испании. Трудно поверить, но роднойотец установил за ней слежку, угрожая разоблачением.

Алекс с трудом справился с яростью, которую разбудил в немотец Рафаэллы, и заглянул ей в глаза:

– Давай оставим вопрос открытым. Я люблю тебя. И я хочутебя. Я буду ждать сколько нужно. До завтра или десять лет. Моя дверь всегдаоткрыта для тебя. Ты понимаешь, Рафаэлла? Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, но это просто сумасшествие. Ты должен жить своейжизнью.

– А ты?

– Я – другое дело, Алекс. Ты свободен, а я замужем.

Они посидели молча, радуясь близости друг друга. Рафаэллеочень хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно, но уже смеркалось и начиналопускаться туман.

– Он продолжает за тобой следить?