– Ворона ты, – выругала меня подруга, лучась самодовольством. – Вечно вляпаешься во что-то, а я тебя спасай! А ну, сойди с проезжей части, пока тебя не раскатали в блинчик! Марш на тротуар!

Проворно обежав машину, я забралась на пассажирское место.

– Ну, Ирусик! Не знаю, как тебя и благодарить! При одной мысли о новом визите в милицию мне стало дурно!

– А вот это зря, – заметила Ирка. – На твоем месте я бы давным-давно пошла к ментам и все им рассказала. Предлагаю именно так и поступить. Прямо сейчас!

– Ни за что! – по слогам отрубила я. – Я на ментов обижена, они считают меня ненормальной!

– И они не так уж не правы, – покосилась в мою сторону добрая подруга.

– В милицию я не пойду, и не будем об этом говорить, – категорически заявила я. – Вези меня в телекомпанию.

– А может, догоним воришку? – предложила мстительная Ирка, оглядываясь на желтый круп мотороллера, эротично торчащий из-под простыни.

– А вы его видели? – вклинился в наш разговор незнакомый мужской голос.

Ну вот, орем так, что пешеходы прислушиваются! Я вытянула шею, чтобы лучше разглядеть парня, остановившегося у «шестерки» с Иркиной стороны. Угадав мой интерес, Ирка открыла дверцу.

Молодой человек производил несколько странное впечатление. Начать с того, что он был бос, но выше голеностопа облачен в дорогие джинсы «Труссарди». Верхняя пуговка на штанах незастегнута, волосатая грудь обнажена, бежевая трикотажная майка небрежно свисала с плеча. Причем плечи были мокрыми – вспотел он, что ли? Или только что из душа выскочил, даже одеться толком не успел? Морда у парня была хмурая, как ноябрьский вечер, но живописно испачканная помадой.

Мы с Иркой переглянулись.

– Вы о ком спрашиваете? – уточнила Ирка. – О подростке на желтом мопеде? Вы его ищете?

– Не столько подростка, сколько мопед, – буркнул парень. – Гаденыш у меня его угнал!

– Не мопед, а мотороллер, – поправила я. – Хотя какая разница… Это промежуточное звено между велосипедом и мотоциклом тихо лежит во-он на той площадке, укрытое белой простыней! Не беспокойтесь. Ваша таратайка жива и здорова, может, только бочок себе немного оцарапала. А угонщик хромает на юг, в сторону центра города.

– На нем зеленая майка и джинсовая бейсболка козырьком вперед, – добавила Ирка.

Даже не поблагодарив нас за ценную информацию, владелец мотороллера стартовал в указанном направлении.

– Ох, не завидую я угонщику, – глядя на удаляющегося босоногого парня в зеркальце заднего вида, покачала головой Ирка. – Подбитый глаз и расквашенный нос ему обеспечены!

– Это как минимум, – согласилась я, не испытывая к неудачливому преступнику ни малейшей жалости. – Ну? Чего мы торчим на одном месте? Я же сказала: гони ко мне на работу! У меня есть план, и я не хочу от него отступать!

Сосредоточенная и решительная, я переступила порог родной телекомпании, удостоив кемарящую над недовязанным носком Бабулину сдержанного кивка.

– Тринадцать сорок пять! – злорадно объявила мне в спину противная старушонка время моего появления.

– А я на больничном! – не останавливаясь и не оглядываясь, отбрила я.

Прошагала по пустому коридору к редакторской, толкнула дверь, отчего-то снова закрытую, хотя уже лишившуюся достопамятного рукописного плакатика, накладывающего вето на появление торговых представителей и киллеров. Открыла дверь и… снова ее закрыла.

Потрясла головой, протерла глаза, опять заглянула в кабинет – и устало привалилась к косяку. В редакторской не было ни одной живой души, зато, похоже, ожидалось скорое появление душ мертвых: с крюка в потолке свисала старательно свитая петля из нежно-розового капронового шнура, замечательно подходящего для плетения макраме. Устрашающее рукоделие гостеприимно покачивалось точнехонько над моим рабочим столом!

Разумеется, я подумала, что мои неугомонные киллеры проникли в помещение телекомпании (вот ведь рано кто-то убрал запретительное объявление!) и приготовились ухлопать меня прямо на трудовом посту. Потом скажут – мол, наложила на себя руки, находясь в глубоком творческом кризисе!

Ну так я им покажу кризис!

Кипя от злости, я проследовала в эфирную аппаратную – уж там-то всегда кто-нибудь есть. Сейчас соберу толпу, устроим облаву на моих преследователей, поймаем и побьем! Это как минимум…

– Привет, я…

Начатая фраза осталась неоконченной.

– Тсс! – обернув ко мне сияющее улыбкой лицо, прошипел выпускающий видеоинженер Митя.

Рядом с ним, часто вздрагивая плечами, сгорбился режиссер Славик.

Через большое стекло аппаратной я посмотрела в студию. За столом в удобных креслах восседали Настасья и незнакомая мне дама, похожая на бультерьера в агрессивном макияже. Размахивая каким-то флаконом, бультерьер говорил речь.

– Благодаря этому удивительному средству ваша кожа приобретет прекрасный цвет лица! – услышала я.

Славик всхлипнул и забился в припадке.

– И такие перлы – весь эфир! – сообщил мне ухмыляющийся Митя.

Он покосился на Славика, напрочь позабывшего о своих обязанностях, и рявкнул в микрофон:

– Настя, затыкай ее, тридцать секунд до финиша!

Настасья, похожая на восковую персону, по недосмотру мастера слепленную с отвисшей челюстью, с трудом ожила, деревянно кивнула и, перекрывая бубнящего бультерьера, нарочито-радостно возвестила:

– Спасибо вам, Нина Петровна, за интересный рассказ. Уважаемые телезрители, у нас в гостях была косметолог-фитолог Нина Петровна Басова.

– Закругляйся, – велел Митя.

Но Настя, очевидно, слишком долго молчала, потому что ее вдруг словно прорвало, причем текстами, беспрецедентными по глупости:

– Так мало осталось на Земле мест, где еще можно встретить настоящего профессионала!

– В Красную книгу их! – мучительно хохоча, прорыдал Слава.

– Но по всей Кубани, от океана до океана… – с подъемом продолжила Настя.

– Кончай ее! – выкрикнул рыдающий от смеха режиссер в паузе между хрипами.

Митя послушно увел студию, обрезав Настасью на полуслове: «И хочется!..»

На экране под веселенькую музычку заплясали титры.

– Вот интересно, чего же ей хочется, – снимая наушники, задумчиво произнес Митя.

– Мне бы после такого эфира захотелось повеситься! – ляпнула я и тут же осеклась. Еще накаркаю!

В коридоре хлопнула дверь: вышла из студии раскрасневшаяся под софитами Настя. Я покинула аппаратную, подождала, пока она распрощается со своей гостьей, потом подошла к ней и тихо поинтересовалась:

– Настена, ты в курсе, что делается у нас в редакторской?