– Ушел, значит? – сказал Тимофей Романцев, ни к кому не обращаясь.

Автоматчики, осознав настроение старшего лейтенанта, отвечать не торопились, а сержант, воспользовавшись унылой минутой, вытащил из кармана кисет с табачком. Кто знает, когда в следующий раз представится минута побаловаться.

Едва малость покрапав, дождь неожиданно прекратился, как и начался. Летняя теплота распекла облака, и жаркие лучи пробились через спутанные кроны высоких деревьев, отразившись в капельках дождя миллионами солнц.

– Куда эта дорога идет?

– В Гжатск.

– В Гжатск… Вот там и будем его искать.

* * *

Уже к вечеру полковник созвал оперативное совещание, на котором присутствовали все руководители подразделений контрразведки Тридцатой армии. Тесно разместились на небольшом черном диванчике и трех стульях, стоявших подле небольшого стола, за которым сидел начальник контрразведки армии.

На столе возвышалась стопка пронумерованных папок, невольно приковывающая внимание всех присутствующих.

– Итак, в числе подозреваемых у нас три человека. Все трое подходят под внешнее описание, все трое прошли через фильтрационный полк армии. Разумеется, диверсант мог максимально изменить внешность: приклеить усы, нарастить брови, изменить цвет волос, я уже не говорю о том, что он просто мог поменять погоны, эмблему войск. Искусством перевоплощения абверовцы владеют в совершенстве. А потому мы исходим из примет, которые трудно изменить: возраст, рост, телосложение, некоторые особенности лица – овал головы, разрез глаз, форму носа. Мы исходим из того, что это должен быть офицер. Судя по его психофизическим данным, волевым чертам и возможности влиять на людей. Это необязательно должен быть майор, каковым он предстал в лазарете.

– А как же опознаватель? – спросил начальник военной контрразведки стрелковой дивизии майор Ткач. – Может, его привлечь к оперативной работе и показать ему подозреваемых со стороны, чтобы не бросать тень на остальных офицеров?

– Мы так и планировали с самого начала, но, к сожалению, немного не успели. Сегодня опознаватель был убит на КПП, во время задержания диверсантов, и у нас имеются серьезные основания предполагать, что это были те самые диверсанты, которых мы разыскиваем. Из четырех диверсантов трое были убиты, а вот одному, руководителю группы, удалось уйти, и сейчас весь оперативный состав военной контрразведки задействован в его поисках. – Открыв папку, Валерий Николаевич вытащил из нее фотографию молодого мужчины, немногим за тридцать. – Знакомьтесь, капитан Шварков Александр Петрович, заместитель командира батальона по оперативной части. Прибыл в расположение с февральским пополнением из Ржевского госпиталя. Вот только подтвердить его личность в настоящее время не представляется возможным. Госпиталь, в котором он лежал, был разбит немцами при бомбежке. В живых осталось всего лишь несколько человек, и о существовании Шваркова они просто не знают. Сам он призывался с Дальнего Востока. Запрос мы уже направили, но, боюсь, когда придет ответ, он будет уже несвоевременен. Сам Шварков служил в железнодорожной части номер триста двадцать первой, которая в июне сорок второго года попала в окружение. Из его рассказов следует, что ему удалось выйти из окружения с несколькими бойцами. Кто они такие, в каких частях служили и как попали в окружение, ответить не сумел. По его словам, все они рядовые бойцы, и знает он их только по фамилиям, но фамилии, как известно, могут быть и вымышленные. Шварков сослался на то, что документы красноармейцев были потеряны во время отступления. Все его показания зафиксированы здесь, – приподнял Мишин папку. – И в них немало слабых мест. Некоторое время его держали под наблюдением, но никаких подозрительных контактов выявлено не было, и наблюдение было снято. Сейчас он на хорошем счету у своего начальства, но это не исключает того, что он внедренный абверовский агент. В настоящее время мы возобновили за ним наблюдение. – Закрыв папку, полковник взял следующую. Пролистав несколько страниц, извлек фотографию и показал ее всем присутствующим. – Это майор обеспечения Двести семьдесят четвертой дивизии Заболотов Антон Игоревич, поступил в часть с мартовским пополнением. Не женат. Скрыл факт, что его брат был репрессирован в тридцать седьмом году, получив десять лет без права переписки. Вполне допускаю, что Заболотов мог затаить обиду на советскую власть и установить контакт с немцами. В запасной полк попал после отпуска. Где он проводил отпуск, не вполне понятно. Сказал, что у матери, но из полученного запроса следует, что у матери он не появлялся. Так что этот вопрос остается открытым. Может, все это время он провел у своей любовницы, а может быть… что я не исключаю, входил в контакт с немцами… И, наконец, третий фигурант, подходящий под описание, это майор Степан Яковлевич Гнедой, – показал полковник Мишин фотографию. Со снимка на них смотрел пехотный майор с располагающим волевым лицом. На широких плечах полевые погоны, фуражка с матерчатым козырьком. Взгляд открытый, внушающий доверие. Такого человека заподозрить в предательстве сложно, но подобную вероятность исключать не следовало. Каждый из присутствующих как никто другой понимал, что на войне случается всякое. – Служит в дивизионе номер триста двенадцать по охране тылов фронта. В свою часть поступил с майским пополнением. Прежде служил в линейной комендатуре. Затем попал на переформирование. Оттуда был направлен в охранную часть. Но вот здесь имеется одна нестыковка. – Полковник на секунду замолчал, обвел присутствующих долгим взглядом и продолжил: – После переформирования в часть он попал не сразу, а с задержкой на целых четыре дня. Свое опоздание объяснил тем, что железнодорожный узел был разбит при бомбежке и все поезда пустили обходным путем. Мы сделали запрос на станцию, действительно, железнодорожные пути были разбиты при бомбардировке и поезда были направлены в объезд. Но позже нами было выяснено, что до своей части он должен был добраться за два дня. Но невольно возникает вопрос, что он делал последующие двое суток? Мы сделали запрос в часть, где он служит, там его отрекомендовали как исполнительного офицера. Решили его не трогать. Но вопросы к нему остаются, и в ближайшее время ему предстоит на них ответить. За эти два дня можно проделать все, что угодно: остаться у какой-нибудь женщины, а можно встретиться и с резидентом. Вы и сами можете привести немало более удивительных примеров. Повторяю, в настоящее время за всеми ними установлено скрытое наблюдение, к ним приставлены люди, которые фиксируют каждый их шаг, каждый их контакт. Со своей стороны, мы должны быть готовы ко всяким неожиданностям. Я располагаю информацией, что диверсанты готовят теракты против высшего руководства страны, поэтому нужно активизировать агентуру во всех частях и подразделениях. О каждом, даже самом малом происшествии докладывать мне лично! Враг находится где-то среди нас, и мы должны его выявить!

Контр-адмирал Вильгельм Канарис вышел из машины на набережной Тирпиц и направился в сторону шестиэтажного гранитного здания абвера, или иначе «Лисьей норы», как называли его все сотрудники ведомства.

Открыв широкую дверь, прошел мимо сурового высокого капрала, который при появлении начальства вытянулся, сделавшись еще выше. Адмирал небрежным движением руки поприветствовал часового и заторопился через ярко освещенный вестибюль в сторону старомодного лифта.