Дверь закрылась.

Лязг.

Реальность вернулась темнотой, которую разогнал вспыхнувший огонек свечи, оставленной на полу у двери. Блейн был прикован цепью к стене, его руки и ноги были закованы в кандалы. На нем была хорошая, но помятая и испачканная одежда, его черные волосы были растрепаны и сально блестели, на бледном лице проступила щетина. Но зелень его глаз была такой же яркой, такой же ясной и холодной, как всегда.

— Ллара… — проговорил он хрипло. — Символично.

— Почему?

— Вспомни нашу первую встречу.

В моем распоряжении было мало времени, но я медлила с разговором, глядя на плада. Грязный, помятый, дурнопахнущий, небритый, в кандалах, он по-прежнему излучает уверенность в себе.

— Завтра тебя казнят, — сказала я.

— Спасибо, что сообщила, — иронически поблагодарил он и поклонился; цепи звякнули.

— И ты позволишь им?

— Да ты что? — изумился он притворно. — Разве такая песчинка, как я, может на что-то влиять?

— Пожалуйста, ответь без увиливаний! — попросила я. — Я должна знать, что случится завтра и есть ли у тебя план.

— Есть.

— Какой?

— Не скажу, — игриво протянул он.

— Я серьезно! Если тебя убьют, я не знаю, как перенесу это, как покажут себя узы.

— Плохо. Я сгорю быстро, а ты будешь гореть медленно, день за днем. Ты будешь сходить с ума от чувства, что тебя лишили жизни. Узы пламени — это зависимость, и твоя ломка будет очень долгой.

— Ты рассказываешь об этом с таким садистским удовольствием, словно собираешься умереть мне назло!

— Ты разгадала мой коварный замысел.

Я издала прерывистый вздох. Ничего он мне не скажет, так и будет играться, как кот с мышкой, а у меня осталось совсем мало времени — скоро прибудет настоящая ллара. Оглянувшись на дверь, я приблизилась к Блейну и спросила:

— Так убил ты императора или нет? Какой у тебя план? Ну же, Блейн, скажи мне!

— Бедная девочка боится за свою жизнь, — сочувственно протянул плад. — Но даже в такой момент свысока зовет меня по фамилии.

— Я пришла не только потому, что боюсь за себя, Элдред. Я пришла за ответами. Я имею право знать, какого человека спасла и зачем, и не было ли это бессмысленным. Ты многое значишь в империи, и я знаю, что ты можешь отразить любую атаку и выиграть любой суд. Но ты сидишь здесь в кандалах. Почему? Что ты устроишь завтра? Какой сюрприз готовишь?

Блейн не спешил с ответом и смотрел на меня издевательски спокойно. Но было что-то еще, что-то, исходящее от него волнами, ирреальными полуощущениями, что-то, на что моя суть откликалась, волновалась, воспламенялась, и дело вовсе не в примитивном желании.

Просто я так реагирую на него. Всегда.

— Зачем ты пришла? — спросил он.

— Я сказала зачем. Хочу знать, что будет.

— У меня нет для тебя ответа.

— Ответа нет именно для меня или вообще ни для кого?

Плад усмехнулся, не ответил и повторил вопрос:

— Зачем ты пришла, Лери?

Подобрать ответ логически показалось мне невыполнимой задачей, ведь в отношении Блейна не применительна логика. Точнее, она не применительна к тому, что я чувствую к нему… А я много что чувствую, и это сильнее меня… больше, полнее, могущественнее всего, что я ощущала после перерождения.

— Проклятые узы пламени, — выдохнула я.

— Проклятые, — согласился Блейн. — Я так и не поблагодарил тебя за спасение, Лери. — Загремели цепи, и плад, склонившись, поцеловал меня. Пораженная такой «благодарностью», я застыла и шевельнуться смогла, лишь когда он отстранился. — Уходи. Сейчас же.

Я послушно развернулась, подошла к двери, обернулась и, посмотрев в глаза плада, сказала искаженным под ллару голосом:

— Такова драконова воля.

— Драконова воля, — кивнул он.

Все. Я закрыла дверь, сказала что-то стражу и направилась к лестнице; кто-то пошел провожать меня. Наступив на полы платья, я упала, но не заметила ни падения, ни боли. Упершись руками в пол, я замерла, осознавая, что этот поцелуй может быть прощальным, и что плана у Блейна нет.

Провожающий помог мне подняться и спросил с беспокойством:

— Вы не ушиблись, ллара?

— Нет, дитя мое, не ушиблась, — ответила я лишенным красок голосом и продолжила идти.

Что еще мне остается, как не идти дальше?

Все прошло так, как сказала фрейса: как только появилась настоящая ллара, стража встала на уши, разыскивая ллару ненастоящую, но я к тому моменту уже скрылась. И, опять же, как и сказала фрейса, за ответами пришли ко мне. Пока я сидела под кроватью и гадала, «почуют» ли мое присутствие плады, Нереза вешала им лапшу на уши, рассказывая, что я уехала по делам. Разумеется, ей не поверили, но тут выяснилось, что меня действительно видели отъезжающей в экипаже, который — интересно! — остановился неподалеку от особняка Орсо. В общем, когда я «вернулась» и меня начали допрашивать, мне не составило труда разыграть удивление, смущение и возмущение, а также желание скрыть «правду», а потом в дело вступила фрейса Клара и якобы раскрыла мою тайну, заявив, что я ушла к Николису Орсо сразу после того, как Элдреда Блейна арестовали.

Вернувшись в свои покои после столь напряженной игры, я добавила в чай побольше тех самых успокоительных капель, к которым пристрастилась в последнее время, и через десять минут уже спала. Проспала я так до самого обеда; Нереза не будила меня, пока не явилась фрейса Клара.

— Орсо во дворце, — сообщила Клара, пока я, заторможенная и опухшая, одевалась. — Судя по всему, он играет за вас.

— Он быстро ориентируется, — сказала я, зевая. — Если хочет меня, пусть играет со мной заодно.

— Во сколько вы легли? — присмотревшись ко мне, спросила фрейса.

— Сразу как пришла.

— Вы плохо выглядите.

— Удивительно, не правда ли? — съязвила я.

— Собирайтесь! Вам сегодня предстоит еще один сложный акт спектакля.

Да, представление продолжается, и я должна быть к нему готова. Приведя себя в нормальный вид, я оделась так, как должны одеваться вдовицы, и нехотя принялась за завтрак-обед, но кусок в горло не лез, а ароматный чай не перебивал гадкого вкуса успокаивающих капель во рту. Я осознавала, что нельзя пить так много этих капель, что разум должен быть острым, чтобы решать проблемы, но отказаться от них не могла.

Минуты текли, превращались в часы, близилось время казни…

Как и предполагалось, ко мне пришел Николис Орсо. Хорошо одетый, чисто выбритый, с темными волосами, уложенными волнами до плеч, он, как всегда, выглядел представительно. Нереза, такая же малоэмоциональная, как и я в последнее время, принесла ему поднос с чаем и печеньем и сразу ушла.