Я помню Ридли после его подвала.

Не знаю, откуда силы берутся, принимаюсь вырываться, как дикая кошка, царапаюсь.

— Нет! Не хочу! Не надо! Я поняла!

Не реагирует, быстро идет по коридорам, спускается по лестнице, словно и нет ноши в руках.

— Не надо подвала, пожалуйста! Не делай этого, Иван! Умоляю! Я не переживу!

Сжимаюсь вся, закрываю глаза и цепляю его за майку, вдыхаю запах вереска, жмусь к широкой груди, пытаясь найти укрытие.

Вскрикиваю, когда плюхает меня на нечто мягкое, а я боюсь глаза распахнуть. Все еще завернутая в тонкую шелковую сорочку, под которой у меня ничего нет.

— Глаза открой.

Машу головой из стороны в сторону и жмусь к мягкой спинке, пытаясь отдалиться.

— Аврора.

Короткий приказ и пальцами скользит по моей коже. Поправляет мои волосы, убирая пряди за ухо.

Наконец, понимаю, что босые ступни не обдает холодом, в нос не ударяет запах затхлости и сырости, который, наверное, должен быть в пыточных. Да и сижу я на чем-то мягком, удобный стул или кресло.

Распахиваю веки, в шоке смотрю на стол, сервированный для ужина различной снедью.

От голода у меня во рту вязкая слюна выделяется.

— В моем доме ужин подают в восемь вечера. Попробуешь опоздать на него хоть на минуту, последствия не заставят себя долго ждать. Как говорят на моей родине, считай, что получила последнее китайское предупреждение.

В неверии смотрю на Ивана, все еще держу ткань сорочки на груди в интуитивном порыве прикрыться.

Опускает взгляд на мою грудь, которую я подчеркнула, натянув материю, заметив такое непотребство, отдергиваю пальцы, но Иван лишь улыбается моим неумелым попыткам.

— Уясни для себя. Жить легче, если ты не нарываешься на неприятности. Мое слово — закон. Играй по моим правилам. Урок усвоен?

Сжимаю губы, усвоен. Кац наглядно показал, как умеет выбивать почву из-под ног и прогибать. При этом филигранно и тонко, не заходя за грань. Не делая того, чего бы я ему никогда не простила.

Резко подается вперед, заставляет прижаться к спинке, и мне бы отвести взгляд, опустить голову, подчиниться, но какая-то внутренняя гордость не дает.

Продолжаю смотреть в его глаза потусторонние и вместе с тем завораживающие. Все в нем вызывает во мне необъяснимый трепет.

— Я не услышал ответ, кукла. Тебе все понятно?!

— Мне все понятно.

Отвечаю резко, а он цокает языком.

— Почему же в твоем голосе нет смирения? Только вызов.

— Потому что я не согласна. Потому что ты…

Выдыхаю. Не могу собраться с мыслями. Кац слишком близко и это будоражит так же сильно, как страшит.

— Что ты чувствуешь, кукла? — неожиданный вопрос и голос у него теплеет, наклоняется ближе. Ухо обдает жаром его дыхания, а на плечи падают крупные сильные ладони чуть сжимая.

— Боишься меня, м?

— Что я к тебе испытываю? Пожалуй, пока не выбрала между Ужасом и Паникой. Или как там у Аида в преисподней сподручных обзывают?

— Глупышка, — странно слышать улыбку в голосе, — Минос и Радамант.

— Что?!

— Сподручные Аида. Судьи, восседающие у трона ада. Это их имена.

Одурело смотрю в бесцветные глаза, вспоминаю библиотеку с бесчисленным количеством книг на его родном языке.

Кажется, я имею дело с гениальным преступным разумом. Не нахожусь с ответом и просто всматриваюсь в такие холодные голубые глаза. Пытаюсь понять, кто же скрывается за этой прозрачной гладью.

Может ли быть так, что боссу мафии не чуждо ничего человеческое?!

Проводит большим пальцем по моим губам, прищуривается и… отходит. Садится напротив. Как ни в чем не бывало, а я рассматриваю зал с камином, приглушенный интимный свет и мужчину, который наполняет мой бокал минеральной водой.

Удивленно вскидываю бровь.

— Алкоголя не будет. На голодный желудок тебя вывернет, и это будет просто кульминацией моего убитого вечера.

Приподнимает левый уголок губ, подобие улыбки весьма зловещей, а я столбенею, потому что он… он только что пошутил?!

Опять скользит взглядом в мое декольте. Заворачиваюсь в сорочку, застегиваю непослушные пуговицы, чтобы ткань не соскальзывала.

— Ты ведь знаешь. Я могу заставить тебя ужинать голой.

Говорит словно между прочим. Сталкиваюсь с мерцающими светлыми глазами. Иван разваливается на стуле и смотрит на меня, не притрагивается к приборам и не начинает ужинать.

Кусаю губы. Не решаюсь отвечать. Ждет чего-то, но не получив ответ, встает, идет к камину и берет с него коробочку, черный бархат смутно знаком.

Слышу щелчок, вздрагиваю, когда пустая коробка падает на стол. Спустя мгновение кожи касается холод металла. Горячие пальцы мужчины ощущаются контрастом. Иван убирает мои волосы и колье ложится тяжестью на шею.

Смотрю на коробку. Узнаю. Тот самый подарок, который я отказалась принимать. Короткий вздох не получается удержать.

Иван наклоняется ко мне, его горячее дыхание заставляет трепетать, когда в самое ухо он роняет хрипло:

— От моих подарков не отказываются.

— Это не подарок, это плата, и я не…

Сильные пальцы сжимаются на моих руках, жгут, заставляют подавиться разгоряченным воздухом.

— Будешь перечить, из одежды на тебе останется только колье. Если хочешь сразу перейти к последнему блюду, я не против. Только всю еду со стола придется отправить на пол. Ну так что ты выбираешь, Аврора? Ужин или…

— Давай поужинаем!

Проговариваю резковато и голос предает, дрожит. У меня от картинки, которую представила, сразу все затрепетало, словно увидела себя со стороны на столе в объятиях Ивана.

Дыхание вопреки всему учащается, пальцы дрожат, в животе заворачивается странное ощущение предвкушения и страха.

Этот мужчина действует на меня как афродизиак. Я его боюсь, ненавижу и испытываю неописуемую тягу.

Упрямо поднимаю подбородок, демонстрирую свое несогласие. Отпускает меня, садится напротив. Кривит красивые ровные губы, дает понять, что считывает все мои внутренние метания.

— Бери вилку и приступай к еде. Живо.

Пальцы сами нащупывают нужный прибор, сжимают, и я слышу, как скрежет вилки по тарелке выдает мою дрожь.

Иван смотрит на меня и во взгляде словно мириады звезд вспыхивают. Сдергивает салфетку со стола, сминает в крепкой руке, опять от него изморозью несет и голос наполняется опасными нотками.

— А сейчас, моя строптивая кукла, мы с тобой серьезно поговорим.