Серебряков подогнал инфу. Ситуация напрягает. Новые люди в городе гнут свои порядки.

Сплевываю на песок арены, слежу за рукопашным. Бойцы схлестнулись не на жизнь, а на смерть. Наблюдаю за работой, откровенное гасилово.

В моем мире вечная борьба. Если хочешь удержать власть и влияние, нужно все время отражать удары шакалов. Как в бизнесе, так и в настоящих схватках, кровавых разборках.

— Живее работаем! Иначе по десятому кругу повторять заставлю!

Ухмыляюсь. Кореш мой старый зверствует как всегда. Но на то и Монгол у меня правит движухой. Лично смотрю за работой пацанов. Частенько и сам могу размяться.

Здесь не спаррингуют. Это по правилам можно рубиться на ринге пятнадцать раундов. На улице укладывают сразу. Обычно, чтобы достать противника, достаточно двух-трех контрольных выпадов.

Один боец валит второго на песок, падает свержу, заставляя поверженного харкать кровью. Жалости нет. Вырублена давно. Атрофирована.

— Левой отрабатывай, гаси сразу. Вы еще покувыркайтесь. А ты че развалился под ним?! Отбивайся, в глаза песком, если не можешь скинуть.

Монгол отдает приказы. Никаких правил. Побеждает тот, кто сильнее или хитрее.

В жизни так. Кто умеет вывернуться, тот и сверху, а тот, кто по правилам, его нагибают. С моими псами никто не справится. Муштра адовая.

Рассматриваю мужика с бритым виском и специфической татухой. Особый знак. Высшая лига. Нет равных носителю подобного клейма. И я до сих пор не понимаю, почему имея все шансы уйти, он остался, встал рядом, не свалил. Мы с ним кривой и проклятый путь бок о бок прошли.

— Бьешь, как девка. Сюда смотри.

Показывает удар на бойце. Вмазывает так, что мужик складывается и сжимает челюсти, чтобы не завыть. Между ног вдаривает. Там на недельку все заглохло.

Валит за два грязных удара. А кто сказал, что все должно быть по чесноку?! Тебя пером в бок на улицах из-за спины ударят и разговоры вести не будут.

Перевожу взгляд. Подмечаю слабого бойца, выдохся. Выжидаю, смотрю, как работает Палач. Иногда ощущение, что у Монгола глаза на затылке. Разворот в нужную сторону.

— Хмарь, ты какого тут творишь?!

Удар. Резко тащит солдата за волосы, болевым пригибает и вглядывается в красные глаза с потрескавшимися капиллярами.

Зверье подо мной ходит. Слабаков нет. Не каждый выдерживает.

— Унести гниду!

Двое бравых солдат подлетают и оттаскивают неудачника.

Мне нужно проверять, работают ли мои рекруты от смотрящего до шестерки. Здесь отлаженно все. Иначе механизм фурычить не будет.

— Разойтись!

Рявкает и злыми глазами сверкает. Нюха не теряет. Ушлый. Все просекает. Подходит ко мне. Смотрит в глаза.

— Кровавый.

Киваю. Замкнут, не допускает никого в свои мысли, и прав. Сам такой же.

Когда-то жизнь была иной, пок в тюрьму не сел.

Лихие времена были, дикие. В законе — беззаконие. И людей косило, как на войне…

Судьба у нашего брата такая. Каждый путь свой проходит. И у нас с Монголом игра в русскую рулетку до сих пор.

— Что за кипиш?

— Терпимый. Брат. Пока.

— Порой меня твоя немногословность напрягает. Пошли пройдемся до вольеров.

Кивает и молча ступает рядом.

— Чего звал?

— Война будет, — отвечает спокойно и получает такой же ответ.

— Уже понял.

— Все выходы в порт ты контролируешь, Ваня. Все сделки через тебя и в город новая братва подтянулась. Для нас новая, а так у себя народ известный.

Киваю, вдыхаю холодный ночной воздух.

— Тот, кто контролирует дорогу, за тем и власть.

— Братва Смольного твою власть оспорить пытается. Резвые ребята там.

— А когда нам легко было, напомни, брат?

Бросаю косой взгляд на шагающего рядом мужика.

— Никто не рисковал такую предъяву кидать, Царь. И ни у кого рычагов и такой поддержки не было. Смола армию нагоняет, может, и объединяет войска.

Разминаю шею, иду к своим питомцам, надежно запертым в вольерах. Мои псы. Лично тренировал. Знают хозяина. Принимают только меня. Моя команда “фас”, сдобренная кодовым посылом, и они могут разорвать на ошметки того, на кого укажу.

— Ну так и мы не пальчиком деланы. Монгол.

Цокает языком.

— Потери будут капитальные, я тебе отвечаю. Народу положим с армию.

Пожимаю плечами. Каждый, кто приходит на тропку, знает, что путь короток в основном. Привязанностей у меня нет. Непозволительная роскошь для того, у кого купола жгут кожу спины.

Никаких слабостей. Приближенных пара-тройка человек, и то это не помешает мне спустить курок, если они станут врагами.

— И так бывает.

Под ногами шуршит гравий, фонари освещают стриженый газон. Прищуриваюсь, останавливаюсь.

Ротвейлеры чуют хозяина, начинают лаять и биться о прутья. Со стороны может и выглядит кровожадно, дико, похоже на то, что псы желают разорвать, но на самом деле я знаю, что они проявляют радость.

Вот такая вот вывернутая наизнанку реакция. Открываю клетки. Выпускаю тех, кто предан безоговорочно.

Их старшие братья погибали, подставляя себя под пули и спасая мне жизнь. Всякое бывало. У меня псы как оружие. Верные.

— Ну, привет, Чернявый, — провожу пальцами между ушей псины. Прихватывает мои пальцы острыми, как скальпель, клыками, царапая и слюнявя.

Рядом прыгают его братья, ждут свою порцию ласки.

Тело напрягается, засекая угрозу, разворачиваюсь.

Ловлю бешеный взгляд истинного Палача и слышу голос, хриплый, низкий, насыщенный угрозой:

— Девка. Аврора. Ее убрать нужно.

— Не понял.

— Все ты понял, Иван.

— Монгол, я не терплю заходов со спины.

Улыбается, но глаза экранируют холодом.

— Так я по прямой. Убирай ее на хрен из дома. Пока не поздно.

Резко вскидываю глаза. Одно упоминание Авроры и что-то внутри щелкает предупредительным выстрелом.

— Я не пойму, Монгол, и давно тебя интересует, кого я пользую? Что происходит, мать твою?!

— Пока ничего. Но скоро завоняет сильно. Сместить хотят тебя с трона.

Ухмыляюсь.

— Тебе ли не знать, сколько попыток уже было, да и сколько еще будет. Не впервой.

Глаза сужает и смотрит исподлобья.

— Ты позволяешь шакалам поднять головы и скалиться. Из-за чего?