Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Клейтон… — нерешительно начала она, — мне будет оченьсложно притвориться… что ничего не замечаю… нет… покорно смиряюсь с…
— С чем смиряешься? — шепнул Клейтон, прикасаясь губами к еевиску.
— С любовницей! — выпалила Уитни. Клейтон резко вскинулголову, недоуменно уставился на жену, но тут же разразился смехом. Однако,понимая, что она искренне расстроена, постарался успокоиться и принятьторжественный вид, подобающий признанию, которое собирался сделать. Глядя в ееполные слез глаза, он тихо и серьезно поклялся:
— У меня не будет любовниц.
— Спасибо, — прошептала Уитни. — Боюсь, я этого не вынесу.
— Я тоже так думаю, — согласился он, пытаясь казатьсяневозмутимым.
Клейтон вдруг вспомнил о бархатном футляре, спрятанном вночном столике.
— У меня для тебя подарок, — неохотно выпуская Уитни изсвоих объятий, сказал он.
Уитни вспомнила, что тоже приготовила подарок для мужа, и,забыв о наготе, поспешно вскочила.
— Я попросила Клариссу положить его в мою спальню, —объяснила она и бросилась к смежной двери.
Клейтон не мог оторвать от нее глаз, наслаждаясь изяществомдвижений и совершенством линий. Но тут Уитни, спохватившись, что не одета,поспешно подобрала с пола кружевной пеньюар и накинула на себя.
Клейтон вынул из футляра ожерелье из квадратных изумрудов,обрамленных бриллиантами, и такие же браслет и серьги.
— Достойные герцогини, — прошептал он, целуя ее.
Уитни, смеясь, вручила мужу свой подарок.
— Достойный герцога, — прошептала она и села рядом с ним,подобрав ноги.
Клейтон открыл крышку шкатулки и, откинув голову, разразилсягромким смехом при виде лорнета в золотой оправе прекрасной работы.
— Непременная принадлежность членов королевской семьи, —напомнила Уитни тем же тоном, что на маскараде у Арманов, а потом досталамаленькую бархатную коробочку и, неожиданно став серьезной, смущенно протянулаее мужу.
Клейтон пристально посмотрел на Уитни, прежде чем открытькрышку, стараясь понять причину ее смущения. Но так и не поняв, нажал напружинку, вынул тяжелое золотое кольцо с великолепным рубином и поднес егопоближе к свету, чтобы хорошенько разглядеть. Кроваво-красный каменьтаинственно сверкал, отражая крошечные огоньки. Клейтон в порывесентиментальности уже готов был попросить жену, чтобы она сама надела кольцоему на палец, но в этот момент заметил на внутренней стороне какую-то надпись.Затейливыми буквами на гладком золоте было выведено всего два слова:
«Моему господину»
Слово «моему» было подчеркнуто, и Клейтон, глубоко вздохнув,не в силах выразить переполнявшие его чувства, привлек Уитни к себе.
— Боже, как я люблю тебя, — хрипло прошептал он, осыпая еепоцелуями.
Наконец Клейтон поднял голову, но Уитни не отстранилась,легкими прикосновениями пальцев лаская его висок. Он откинулся назад, и Уитниоказалась сверху. Розовые упругие холмики прижались к его груди, и Клейтон сособой остротой осознал, что его тело пробуждается с устрашающей силой. Онсгорал от желания вновь сделать ее своей, но при этом боялся испугатьнеукротимостью страсти. Наконец Клейтон шевельнулся, и Уитни чуть приподнялась,опершись на руки, искушая его видом прелестных грудок, напоминающих спелыеплоды.
— Я слишком тяжелая? — тихо спросила она.
— Нет, но, может, тебе следует немного поспать, любимая? — ссожалением предложил Клейтон.
— Мне не хочется, — запротестовала жена. Лежа на нем,обнаженная, с рассыпавшимися по его груди и плечам волосами, она напоминалабогиню.
— Ты уверена, что совсем не устала? — рассеянно переспросилон, проводя костяшками пальцев по гладкой щеке и в который раз поражаясьослепительной красоте жены. — Что же ты в таком случае хочешь?
Вместо ответа Уитни залилась краской и .поспешно уткнулась вего плечо.
— Думаю, ты совершенно права, и стоит этим заняться, —хрипловато рассмеялся он.
Неделю спустя новобрачные уехали в свадебное путешествие воФранцию, где провели месяц. Вернувшись в Лондон, супруги, однако, вопрекивсеобщим ожиданиям поселились не в городском доме на Аппер-Брук-стрит, апредпочли покой и уединение Клеймора. Однако они регулярно появлялись на балахи в опере, иногда возвращаясь в Клеймор уже на рассвете.
В высшем свете считалось немодным, почти неприличным, чтобымуж и жена большую часть времени проводили в обществе друг друга, герцог игерцогиня Клеймор стали законодателями собственной моды: они почти нерасставались, и все признавали, что они чудесная пара. Оба красивые,элегантные, они буквально светились от счастья.
Казалось, новобрачных связывает не только глубокое чувство,но что-то гораздо большее.
Недаром высший свет замечал с общим вздохом изумления изависти, что подобный брак крайне необычен по современным стандартам.Некоторые, наиболее откровенные, даже заходили настолько далеко, что забывали оправилах этикета и осмеливались высказывать вслух, что герцог и герцогиня, какэто ни странно, влюблены друг в друга.
Сам Клейтон не испытывал ни малейших сомнений относительносвоих чувств к жене. Он любил Уитни со всей страстью. Ему было недостаточновзглядов, прикосновений и ласк, чтобы утолить постоянный голод. По ночам онощущал, как жгучее желание лишь усиливается после того, как он забывался вбезумном наслаждении, а Уитни, в свою очередь, всякий раз прижималась к мужутак, словно хотела слиться с ним навсегда.
Наедине с ним она была страстной, неукротимой любовницей. Впервые же недели их брака Клейтон сумел внушить ей, что в постели нет местасмущению и скромности, и Уитни самозабвенно отдавалась его ласкам. Не скрываябурных порывов, она безоглядно бросалась в огромные штормовые волны, поднимаясьи опускаясь на гребне, пока с губ не срывался экстатический крик. А потом ондолго держал ее в объятиях, нежно, гладя, нашептывая милые глупости, пока обане засыпали, счастливые, удовлетворенные и усталые.
Дни текли незаметно, наполненные радостью и семейной идиллией.Обычно, когда Клейтон уединялся в своем просторном кабинете, Уитни тожеусаживалась где-нибудь в углу, подсчитывала домашние расходы, составляла менюили просто читала, изредка бросая украдкой восхищенные взгляды на мужа,занятого корреспонденцией и деловыми отчетами. Время от времени Клейтонподнимал голову и искал ее глазами, словно желая убедиться, что жена рядом, иулыбался или заговорщически подмигивал, прежде чем снова погрузиться в бумаги.