Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смущенно отдернув руку от полки, Клейтон набросился нанесчастного слугу.
— Если вы понадобитесь, я позвоню, — коротко бросил он,пытаясь скрыть раздражение. Теперь слуги начнут говорить, что в брачную ночь оннервничал, как мальчишка, рычал и кидался на невинных людей. — Это все,Армстронг. Доброй ночи, — добавил Клейтон и, лично проводив потрясенногокамердинера до двери, вытолкнул его в коридор и запер дверь, а сам вернулся вкабинет и расстегнул две пуговки на сорочке.
Только после этого он вынул пробку из хрустального графина иплеснул в бокал бренди. Взяв с полки книгу, Клейтон устроился в кресле, вытянулноги, пригубил бренди и попытался сосредоточиться на новом романе. Но прочитаводин и тот же абзац четыре раза, он все же сдался и захлопнул книгу. Да, нестоит отрицать, что он очень злится на себя, но стоит ли так нервничать всеголишь из-за еще одной ночи воздержания? В конце концов, прошло достаточновремени с тех пор, как он в последний раз был с женщиной, так что какоезначение имеет еще одна ночь? И все-таки он никак не мог взять себя в руки,может, это из-за того, что брачная ночь в его сознании неизбежноассоциировалась со страстными объятиями и плотской любовью, и все потому, чтотак заведено предками.
Учитывая, что всю сознательную жизнь он никогда не обращалвнимания на традиционный порядок вещей и условности, Клейтон просто не понимал,почему сейчас все воспринимал иначе? Вероятно, дело в том, что обольстительноетело его жены — как ему нравилось это слово! — теперь принадлежит ему по правусупруга и, кроме того, находится так соблазнительно близко от его собственногоизголодавшегося тела.
Он дал Уитни вдвое больше времени на раздевание, чемнеобходимо, прежде чем подняться и войти в спальню. Ее там не было. Смежнаядверь была распахнута, и он вошел через гардеробную в ее спальню, но и тамУитни тоже не было. Сердце Клейтона тревожно забилось, хотя он пытался убедитьсебя, что она не может, не станет убегать от него. Уитни, несомненно, верит егообещанию!
Клейтон почти бегом вернулся в спальню и облегченновздохнул, увидев, что Уитни стоит у возвышения и неотрывно смотрит на гигантскуюкровать. При свете свечей он видел полное страха и недоверия лицо: по-видимому,воспоминания опять терзают ее!
Он подошел поближе, так что длинная тень легла напротивоположную стену.
Уитни взглянула на него, и Клейтон заметил, что она тщетностарается скрыть ужас за очаровательной улыбкой.
— Скажите, кто вы на самом деле? — заговорщически спросилаона, как тогда, на маскараде у Арманов.
— Герцог, — признался он, поддержав ее игру. — И еще твоймуж. А ты кто?
— Герцогиня! — воскликнула Уитни со смесью радости инедоверия.
— И еще моя жена?
Уитни кивнула и радостно рассмеялась. На мгновение Клейтонпредставил прежнюю дерзкую богиню с пурпурными и желтыми цветами, вплетенными вволосы. И вот теперь он видел ее стоящей у постели и неожиданно вдруг понял,что вовсе не важно, овладеет он ею сегодня или нет. Самый драгоценный дар — этоона сама, и главное, что Уитни принадлежит теперь ему. Он добился этого, онадействительно его жена!
Восторг и торжество охватили его, вскипели в жилах пенящимсяшампанским.
— Моя покорная жена? — поддразнил Клейтон, подчеркивая слово«покорная».
Уитни снова кивнула, и в ее глазах засверкали веселыеискорки.
— Тогда подойди сюда, моя покорная жена, — хрипло сказал он.
Уитни испуганно дернулась, но послушно направилась к немусвоей плавной, грациозной походкой. Именно сейчас Клейтон увидел, что на нейнадето, и едва не застонал. Ее пеньюар из тонкого белого кружева почти нескрывал ни упругих грудей, ни длинных ног, ни тонких рук, а при виде нежнойплоти, обнаженной вырезом корсажа, его снова пронзило жгучее, смешанное спрежним сожалением желание.
Уитни остановилась в нескольких шагах от мужа, охваченная ужасоми смятением, словно хотела приблизиться, но не могла заставить себя.
— Насчет… насчет твоего обещания — пробормотала онанерешительно. — Помнишь?
Помнит ли он свое обещание?
— Помню, малышка, — спокойно кивнул Клейтон и, шагнув к ней,нежно обнял, пытаясь не обращать внимания на то, что почти обнаженные грудиприжимаются к тонкой ткани его сорочки. Он хотел поцеловать Уитни, но боялся —слишком сильно она дрожала. Поэтому он просто держал ее в объятиях, медленногладя длинные блестящие волосы.
— Когда я была маленькой, — почти всхлипнула она, — часто,лежа по ночам, воображала, что в шкафах скрываются… всякие… создания…
Она внезапно замолчала, и Клейтон ободряюще улыбнулся.
— В моих шкафах лежали игрушечные солдатики. А в твоих? —тихо спросил он.
— Чудовища! — прошептала Уитни. — Огромные, уродливые, сострыми когтями и ужасными глазами навыкате. — И прерывисто вздохнув, добавила:
— В этой комнате тоже полно чудовищ… отвратительныхвоспоминаний… прячущихся в темных углах… и под… под кроватью…
Раскаяние стальными тисками сжало сердце Клейтона.
— Знаю, любимая, знаю. Но тебе нечего бояться. Сегодня яничего не попрошу у тебя. И сдержу слово.
Уитни чуть откинулась назад, чтобы получше рассмотреть еголицо. В этот момент она казалась такой прелестной и беззащитной, что Клейтон втысячный раз казнил себя за то, что совсем недавно, потеряв рассудок, такжестоко ранил ее. Уитни попыталась сказать что-то и не смогла. Вместо этого онапросто прижалась щекой к его груди и обхватила руками за талию.
Прошло несколько минут, прежде чем она справилась со страхоми пробормотала:
— По ночам я лежала без сна, боясь тех, что сидели в шкафу.И когда больше не могла вынести неизвестности, бросалась через всю комнату,распахивала дверцы и заглядывала внутрь.
Клейтон улыбнулся про себя. Как это похоже на нее —ненавидеть любое промедление, собственную трусость и смело бросаться навстречуопасности, презрев мрак и мифических чудовищ.
Она снова заговорила так тихо, что Клейтону пришлось напрячьслух.
— Шкафы всегда оказывались пустыми. Никаких чудовищ… ничегострашного… — И упрямо наклонив голову, призналась:
— Клейтон, я не желаю проводить нашу брачную ночь одна втвоей постели, боясь того, что таится в тени.
Рука Клейтона замерла было в воздухе, но он тут же заставилсебя продолжать мерно, успокаивающе гладить Уитни по голове, давая ей времяпередумать.