Я покачал головой.

– Это человек, который научил меня делать мою работу.

– А где он сейчас?

– В Колорадо.

– Ну, а чем он все-таки занимается?

– Вообще-то он занимается многими вещами, но в данный момент Боунз, я полагаю, сидит с детьми. Нянчится, так сказать…

– Ты не хочешь говорить?

– Не сейчас. Когда-нибудь… Сейчас нам нужно вернуться в больницу.

Летта села, скрестив ноги, и принялась освобождать от обертки свою «субмарину».

– Тогда расскажи мне про случай номер восемьдесят семь.

– Это было не простое дело. Может быть, даже самое сложное. Речь шла о несовершеннолетней дочери сенатора. Очень известного сенатора. Мы искали ее чуть не во всех штатах. Потом – во многих странах. Парень, который ее купил, был просто сказочно богат и далеко не глуп. Он постоянно опережал нас на один шаг. К счастью для нас, он, как это случается со многими умными людьми, был слишком самонадеян. На протяжении нескольких недель о нем не было ни слуху ни духу. Мы уже почти отчаялись, когда один из наших ребят засек операцию с его кредитной карточкой, которой оплатили покупки. Дело было в Швейцарии, на одном отдаленном горнолыжном курорте. Среди покупок был лимонад. Мы знали, что этот парень помешан на здоровом образе жизни и не употребляет сахар. Через два дня мы сняли номер рядом с его апартаментами и вытащили девчонку, когда парень заказал сеанс массажа.

– Как?

– Очень просто. Массажистом был я.

– И?..

– И все. Через десять минут мы с девчонкой вышли через парадную дверь. Сейчас она в Гарварде, отлично учится и входит в университетскую команду по гребле. Собирается быть юристом. Время от времени она присылает мне коротенькие видео по «Снэпчату»[26].

– А тот… тот парень?

– Теперь он ездит в инвалидном кресле и питается через соломинку. Насколько мне известно, в тюрьме ему не очень уютно.

Некоторое время Летта задумчиво жевала.

– А номер двести четвертый?

– Двести четвертый?.. – Собираясь с мыслями, я ненадолго прикрыл глаза. – Это мать Салли Мейфер из истории под номером 203. Бедная женщина чувствовала себя виноватой в исчезновении дочери. На самом деле она была не виновата – просто так сложились обстоятельства, но очень трудно прислушаться к доводам разума, особенно если материнское сердце твердит совсем другое.

– А почему Боунз посоветовал мне расспросить тебя именно об этих случаях?

– Чтобы немного тебя подбодрить. Он не мог сказать тебе, что все кончится хорошо, потому что мы этого не знаем. Быть может, все будет плохо. Или даже очень плохо. Но он хотел, чтобы ты узнала: далеко не все истории заканчиваются печально. Даже самые трудные случаи могут закончиться благополучно.

Она слегка приподняла брови.

– И что же произошло с той женщиной из двести четвертой истории?

– Большинство родителей очень остро ощущают свою ответственность. Переживают. Винят себя во всем… Ты наверняка знаешь, как это бывает. «Если бы я сделала то… если бы я не сделала этого… Я могла бы…» Боунз хотел, чтобы эти голоса у тебя в голове замолчали.

Летта слегка наклонила голову, словно прислушиваясь к тому, что происходит внутри.

– Ты когда-нибудь скажешь мне, как тебя зовут на самом деле?

– Пожалуй, будет лучше, если я этого не сделаю.

– Лучше для кого?

– Для тебя. И для меня тоже.

– Ну, а потом, когда все это кончится… я когда-нибудь увижу тебя снова?

– Это будет зависеть не столько от меня, сколько от тебя.

Отправив жесткие диски в Колорадо (служба «Федерал Экспресс» могла доставить их Боунзу уже завтра утром), мы погрузились в «Такому» лодочного мастера и поехали в медицинский центр Джупитера. Еще в коридоре мы услышали смех, а когда заглянули в палату, то увидели, что Клей сидит на койке и в левой руке у него торчит капельница. Молодая миловидная медсестра измеряла ему давление. Скрещенные ноги Клей вытянул перед собой, и на коленях у него стояла тарелка с горячей едой. Судя по всему, он отлично себя чувствовал и наслаждался жизнью, заодно развлекая свою новую подружку и Элли байками из тюремной жизни. Он действительно выглядел значительно лучше, и его смех больше не прерывался приступами жестокого кашля: очевидно, новейшие стероиды уже начали действовать, уменьшив опухоль. Оставалось надеяться, что антибиотики, которые он тоже должен было получить, окажутся не менее эффективными.

Солдат, лежавший на полу возле койки Клея, первым заметил меня и, вскочив, бросился навстречу, радостно виляя хвостом. Клей повернулся в мою сторону и, конечно, сразу заметил и синяк у меня на лице, и свежие швы на руках и на шее. Выпрямившись, он сделал такое движение, словно собирался встать, и даже спустил с кровати одну ногу. Лицо у него стало как у человека, который готов броситься в бой.

– Похоже, мистер Мерфи, вы повстречались с кем-то из моих бывших приятелей.

– Кое-кто из них наверняка провел какое-то время за решеткой. – Я положил ладонь ему на плечо, и Клей немного расслабился. – Как самочувствие, мистер Петтибоун?

– Неплохо. – Как раз в этот момент медсестра, которая при нашем появлении ненадолго вышла, вернулась в палату со свежей капельницей. На вид ей было не больше двадцати пяти, и она годилась Клею в правнучки.

– Вот, собираюсь пригласить свою сиделку на танцы, – добавил Клей и подмигнул.

Не знаю, почему так происходит, но большинство людей, которые отсидели долгий срок в тюрьме, обладают развитым чувством юмора. И чем продолжительнее был этот срок, чем тяжелее обстоятельства, с тем большей легкостью они способны воспринимать даже самые трагические новости и события. Это редкий дар, и Клей обладал им в полной мере, что, в свою очередь, многое говорило о том, через какой ад ему пришлось пройти.

– А после танцев я бы посоветовал вам поспать, – сказал я ему. – Вам надо набраться сил. Сейчас мне нужно проверить один адресок, но когда я вернусь, то снова поплыву дальше на юг. Вы со мной?

Он кивнул, потом откинулся на подушку и похлопал ладонью по одеялу рядом с собой. Солдат тут же заскочил на кровать и улегся.

– Я буду готов.

Я посмотрел на Летту и Элли.

– Ну, а как быть с вами? Смогу я уговорить вас обеих подождать меня здесь, или…

Летта выпрямилась.

– Даже не пытайся.

– Ну, и что у нас получится, если ты никогда не делаешь то, что я прошу?