Одним из способов проявления власти были для Алины семейные каникулы у моря. Алина любила воду и в детстве часто шлепала по реке Урс в Эссуа. С августа по конец октября 1892 года, когда Пьеру было семь лет, семья жила в Бретани: они останавливались в разных гостиницах у воды, в Порнике, Нуармутье и Понт-Авене[733]. Ренуар пытался писать пейзажи и действительно написал много, хотя и жаловался, что ему плохо у моря[734]. Кроме того, Алина настояла, чтобы он научил Пьера плавать. Об этом он упоминает в нескольких письмах, в том числе и к Моризо: «В итоге я застрял в Порнике, где учу сына плавать; все, конечно, хорошо, но мне надо бы писать пейзажи»[735]. Жалуется он на судьбу и Берару: «В данный момент я на пляже, что меня совсем не радует»[736]. В последний месяц пребывания в Бретани он начал терять терпение. Он пишет Мюре из Понт-Авена: «Короче говоря, я всего лишь приехал сопровождать свою жену, которой нравится путешествовать, и… я здесь, и здесь я останусь. Уезжая, я ворчал. Терпеть не могу постоянные переезды»[737].

Возможно, именно потому, что после женитьбы Алина стала куда более властной, Ренуар решил скрыть от нее еще одно важное событие: участие в организации свадьбы своей незаконнорожденной дочери Жанны. По мере того как прогрессировал ревматоидный артрит, художник все отчетливее понимал, что не хочет, чтобы Алина узнала про Жанну. Возможно, растущее самоуправство Алины окончательно убедило его в том, что, если Алина проведает про существование Жанны, она запретит ему общаться с дочерью. В этом плане Ренуар Алине не доверял. Его отношения с Жанной в ее детские годы и до двадцатидвухлетнего возраста никак не задокументированы – до 1892 года не сохранилось ни одного письма. Учитывая, что Жанна аккуратно сберегла все письма от отца, а от матери – ни единого, можно предположить, что Лиза не поддерживала с ней никаких отношений. Лизина жизнь сложилась так, что она, видимо, не могла уделять внимания дочери[738].

Нам не известно ни одного письма Ренуара к Жанне до 1892 года, однако весьма вероятно, что в годы ее детства он навещал ее и ее приемных родителей, когда отправлялся писать портреты или пейзажи. Если он встречался с Жанной, его наверняка трогало ее разительное сходство с матерью. Среди писем отца, которые сохранила Жанна, есть конверт со штемпелем от 11 февраля 1892 года, подписанный почерком Ренуара: «Мадемуазель Жанне Ренуар». Из этого можно заключить, что он не только одобрял то, что она использует его фамилию, но и сам называл ее так же[739]. Через несколько дней после письма, которое сохранилось в конверте от 11 февраля, Ренуар написал еще одно, в нем он называет Жанну на «ты», как и положено отцу[740]. Для Франции конца XIX века признание отцом незаконнорожденной дочери было делом необычным, так что удивительно, что Ренуар вел себя как настоящий отец, а еще удивительнее, что он позволял Жанне использовать свою фамилию: в церкви и в родном городке ее знали как Ренуар. Задолго до этого, в возрасте одиннадцати лет, Жанна зарегистрировалась как «Ренуар» в деревенской школе, та же фамилия используется в официальных церковных документах начиная с 1885-го и по 1893 год[741]. Можно с уверенностью утверждать, что Ренуар сам разрешил Жанне использовать свою фамилию, поскольку священник, который до того записал ее как Трео в свидетельстве о третьем крещении в 1875 году, согласился поменять ее фамилию на Ренуар в свидетельстве о первом причастии 24 июля 1881 года и в свидетельстве о конфирмации от 15 июня 1882 года.

Конверт, надписанный рукой Ренуара 11 февраля 1892 года, адресованный мадемуазель Жанне Ренуар, со штемпелем бульвара де Клиши в Париже, где у Ренуара была мастерская

Видимо, приемные родители любили Жанну – они включили ее в состав семьи, сделав свою дочь Эжени ее крестной матерью[742]. Третье крещение они организовали для пятилетней Жанны тогда, когда Эжени достигла тринадцати лет – официального совершеннолетия. В крестные отцы позвали близкого друга семьи Валентен-Жозефа Давида-младшего (1862–1932), которому тоже было тринадцать. В документе о третьем крещении Жанны содержатся те же сведения, что и в свидетельстве о рождении: «Третье крещение; в год тысяча восемьсот семьдесят пятый, двадцать третьего мая крещена мною, нижеподписавшимся священником, Жанна, Маргарита Трео, рожденная от неизвестного отца и Лизы Трео, двадцать первого июля тысяча восемьсот семидесятого года в Париже. Восприемник Валентен Давид, восприемница Эжени Бланше тоже подписали данный документ. Брошар, священник церкви Сен-Маргерит-де-Карруж»[743]. На документе имеется надпись другим почерком: «Признана Ренуаром», которая, возможно, добавлена позднее, поскольку не соответствует действительности: официально Ренуар так и не признал Жанну. Однако неофициальное признание, возможно, все же состоялось, поскольку на момент ее первого причастия в одиннадцатилетнем возрасте священник записал ее имя как «Маргарита Ренуар» (она названа именем матери Ренуара)[744]. На следующий год, при конфирмации в той же церкви, она опять была записана как «Маргарита Ренуар»[745]. Впоследствии девочка, видимо, решила, что имя Жанна нравится ей больше. Соответственно в различных церковных документах, в которых она значится как свидетельница, она подписывается «Жанна Ренуар»: на брачном свидетельстве своего крестного отца от 13 июня 1885 года, на брачном свидетельстве крестной матери от 24 ноября 1885 года и на свидетельстве о крещении ее восприемника от 2 февраля 1893 года[746].