– Словом, госпожа, между мной и Королевством Краеугольного Камня возникла любовь с первого взгляда. Срок моего пребывания в качестве посла истек, но я не захотел уезжать. По счастью, добрый король Альберик счел меня ярким пером, которого не хватало на его шляпе. Я не шучу.

Герцог Овсянский и впрямь стал необыкновенно серьезным. Тонкие пальцы гладили прекрасный мрамор.

– Смерть короля повергла нас с чернильницей в отчаяние. Подлые интриги, народные волнения, ах, госпожа… На двенадцатый день к ночи я во всем разуверился и собрал чемодан, но ваша шхуна – будь она благословенна – очень вовремя затонула у нас в Овечьей бухте.

Признание, будто пробка бутылку, заткнуло поток красноречия герцога Овсянского. Он предложил королеве тощую ручку и мелкими торопливыми шажками повел ее обратно.

Первые месяцы царствования Тибо провел в кабинете, не поднимаясь с неудобного стула черного дерева. Через окно он видел, как пришло лето, потом наблюдал, как оно уходит. Лишь сквозняк доносил сюда запах далекой цветущей липы. Тибо упирался локтями в дубовый стол, изводил чернил не меньше, чем кофе, и столько дел наваливал на капитана, что всякий раз удивлялся, что Лебель еще тут, а не на мостике шхуны, которая уносит его вдаль навсегда.

Расследование по делу Жакара велось тщательно, но закончилось ничем. Тибо невольно вспомнил, как в детстве пытался руками поймать в ручье форель. И вот он снова опустил руки: брат умел прятать концы в воду. Продажа усадьбы Цветущих Слив осуществилась будто бы по указанию Альберика. Назначение сына Пуассана главой цеха золотых дел мастеров – результат законных выборов. Каждый, кто выполнял распоряжения Жакара, никогда не получал их от него самого. Смерть Альберика выглядела вполне естественной, так что придворные врачи крайне оскорбились, услышав сомнения Тибо по поводу их диагноза. Доктор Фуфилье прочитал ему подробнейшую лекцию о несварении желудка и продолжал бы ее вечно, если бы молодой король не пожаловался на боль в животе – ничего лучше он не придумал.

Кретон и Морван, которые с первых дней поддерживали Жакара, были чисты, как первый снег, обвинить их оказалось решительно не в чем, разве что в неразумии. Но все, кто незаконно пользовался привилегиями, были сурово наказаны, вернули награбленное, заплатили штрафы, подверглись публичному осуждению и отправились в заключение.

Тюрьмы в привычном понимании здесь не существовало. Немногочисленные преступники отбывали наказание в местной церкви: мыли пол и пели в хоре. Те, кто пел фальшиво, стыдились, но постепенно их обучали петь в лад, и они вновь становились частью целого – инструмента, который дарит гармонию. В Краеугольном Камне оступившийся имел возможность исправиться. Метод проверенный: человек возвращался из церкви с высоко поднятой головой, обновленный, вернувший самоуважение. К провинившимся советникам применили то же наказание. Они пели усердно, но ни один не посмел ни в чем обвинить Жакара.

Принцу удалось выскользнуть из сетей закона, однако наказания он все-таки не избежал. Полевые работы давали возможность пристально наблюдать за ним. К тому же оказались сущей пыткой: ему поручили большущую кучу навоза и заставили развозить его изо дня в день. Только свалит содержимое тачки налево – велят собрать и тащить направо. Но Жакар не жаловался, хотя возился в навозе под палящим солнцем. Крепкий, мускулистый, нечеловечески выносливый, он вызывал восхищение даже у тех, кто его ненавидел.

Тибо пока удалось разоружить Жакара, но не обезвредить. Куда больше повезло новому королю с советницами. К сентябрьскому новолунию у Тибо собрался Совет в полном составе, куда вошли повивальная бабка, вязальщица, портниха, художница, садовница, учительница, медсестра, пианистка и… супруга адмирала Дорека. Усатая Гвендолен Дорек сама выдвинула свою кандидатуру, сославшись на то, что король Альберик ей ни в чем не отказывал, так что умение управлять у нее в крови.

Впервые в истории королевства Тибо оказался единственным мужчиной в зале Совета. И впервые в истории ассамблея началась с обмена рецептами. Но рецепты – так, разминка, советницы расправлялись с повесткой дня с пугающей быстротой. За четыре изнуряющих рабочих дня осенней ассамблеи у нового короля возникло впечатление, что в зале Совета воссияло созвездие Глориоль, созвездие монархов. Он видел перед собой воочию Силу, Справедливость, Сострадание, Прозорливость и Мужество, что выковывались день за днем, ночь за ночью во время родов, у постели больных детей, за мытьем посуды, повторением уроков, шитьем приданого, ощипыванием кур. Здесь победы одерживались без труб и барабанов – неустанным трудом, незаметным и бескорыстным. Краеугольный Камень обязан этим бабушкам целым поколением взрослых людей в расцвете сил. И теперь король Тибо снаряжал королевство в новое плавание, прислушиваясь к их советам.

Работали без отдыха. В день закрытия ассамблеи в королевском кабинете появился Манфред и с необычайно серьезным видом спросил:

– Какие распоряжения на сегодняшний вечер? Ваше величество будет ужинать в Малой гостиной или в Большой столовой свободных ремесленников?

Вопрос удивил Тибо. Он всегда ужинал с Эмой и несколькими гостями в Малой гостиной. Большую столовую не любил, находил помпезной: лепнина, картины, резные панели. Король поднял на Манфреда вопросительный взгляд. Тот выглядел суровым и напыщенным, будто явился с официальным визитом.

– Почему вы спрашиваете?

– Ваш отец, король Альберик, да покоится он с миром, торжественно отмечал Осеннее равноденствие.

Тибо в задумчивости почесал подбородок и действительно вспомнил, что в день Осеннего равноденствия отец всегда приглашал кузнеца Шарля и его жену, прачку Матильду. Неизменно. Интересно, о чем говорили они в печальный вечер под золоченым потолком? Наконец-то он узнает.

Остаток дня молодой король готовился к вечернему приему. У Тибо разболелась голова, сосало под ложечкой, ныло сердце. Сегодня он должен открыть Эме тайну. Ей нужно узнать, почему день Осеннего равноденствия отмечают особо, почему приглашают только двоих, почему тоскуют и грустят. Он к этому не готов. И никогда не будет. Но объяснение неизбежно.

Тибо отправился в покои королевы заранее, собираясь с ней серьезно поговорить. Эма заперлась в белом будуаре и отослала Тибо, сказав, что одевается к ужину. На самом деле Мадлен собиралась совершить некий магический ритуал. Так она предсказывала, кто родится у женщины и сколько у нее будет детей: вдевала в иголку нить и держала над запястьем. Если игла крутилась – родится девочка, если качалась из стороны в сторону – мальчик. С течением лет даже самые недоверчивые люди признали, что предсказания Мадлен оказывались на удивление верными. А что выпало Эме? Девочка, мальчик, мальчик, мальчик.

Тибо понятия не имел о будущем многочисленном потомстве. Слышал только смех и восклицания. Мадлен что-то рассказывала, Эма смеялась. И чем живей говорила Мадлен, тем веселей хохотала Эма. Решимость Тибо с каждой минутой таяла. Можно подумать, женщины украли у него слова и распорядились ими по-своему. Пробил час ужина, королева явилась во всем великолепии, озаряя мир чудесной улыбкой. Такая счастливая! Сомнения Тибо лопнули, будто мыльный пузырь.