Когда дискуссия была в самом разгаре, в комнате появился новый гость и произнес фразу, от которой все мысли о сахаре мигом улетучились из умов колонистов. Это были всего три слова, зато каких!

– Индейцы объявились поблизости! – громко сказал Хокинс, входя без приглашения, так как понимал, что важность его сообщения оправдывает вторжение.

Перепуганные до полусмерти сестры успели издать только один пронзительный крик

И не ошибся. При слове «индейцы» все за столом вскочили с мест и окружили охотника, желая поскорее узнать, в чем дело. К тому же, судя по его виду, у него имелось еще что сказать.

От лица всех говорил полковник Армстронг. Бывалый солдат не растерялся при этом известии и выказал присутствие здравого смысла.

– Индейцы? С чего вы взяли, Хокинс? Какие у вас есть основания так думать?

– Самые неопровержимые, полковник! Я и Крис Таккер видели их.

– Где?

– Длинная это история… Но если вы хотите ее услышать, я постараюсь быть кратким насколько возможно.

– Хорошо, рассказывайте!

Охотник подчинился и без лишних слов изложил историю своих с Таккером дневных похождений. Сообщив, как они заметили дикарей на верхней равнине, а затем последовали за ними в долину до брода, где потеряли след, он закончил свой рассказ словами:

– Куда они девались потом и где они теперь, этого я не знаю. Могу лишь повторить то, что я уже сказал: здесь где-то поблизости индейцы.

Достаточно было и этих слов, чтобы плантаторы встревожились, тем более что для них это была первая тревога подобного рода. В Восточном Техасе, где поселения белых основаны давно и стоят густо, о дикарях никто и никогда не думал. Только по соседству с Колорадо стоило ожидать встречи с индейцами. Но встреча эта необязательно была бы враждебной – скорее напротив, потому как между команчами и техасцами существовал мирный договор.

Но полковник Армстронг, хорошо знакомый с повадками краснокожих, не особенно доверял их обещаниям, зная, что все договоры подобного рода исполняются дикарями лишь до тех пор, пока те находят это выгодным, а затем нарушаются при первом удобном случае. К тому же он слышал, что этот мирный трактат принят был только основным племенем команчей, тогда как мелкие независимые кланы продолжали грабить пограничные колонии, красть лошадей и все, что попадалось на их пути.

Вот почему в продолжение всего путешествия полковник соблюдал все те предосторожности, которые предпринял бы опытный солдат во вражеской стране. Фургоны собирались в корраль, в самом лагере на ночь выставлялись часовые, а за его пределами – пикеты.

Эти правила соблюдались до прибытия в пункт назначения. Затем, когда колонисты обосновались на месте, а об индейцах в округе не было слышно, дисциплина ослабела, а по сути своей, забыта начисто. Поселенцы, среди которых насчитывалось пятьдесят с лишним белых мужчин, помимо нескольких сотен негров-рабов, ощущали себя достаточно сильными, чтобы отразить любой набег дикарей. Они чувствовали себя как дома и не допускали мысли, что индейцы или какие-либо иные враги могут досаждать им.

Вот почему сидевшие за столом так спокойно отнеслись к рассказу доктора о подозрительном поведении слуги Дюпре, отнеся это к разряду эксцентричных поступков. Теперь, после донесения Хокинса, они призадумались. Эта выходка показалась им подозрительной, а то и наводила на пугающую мысль о предательстве.

Как знать, не имел ли метис каких-либо сношений с индейцами, которым помогал в составлении плана грабежа? Мысль об этом взволновала всех гостей полковника, и они решили тут же выяснить правду.

– Дюпре, пошлите-ка за вашим метисом! – сказал полковник. – Послушаем, что он расскажет нам о себе.

– Пригласите сюда Фернанда! – велел креол одному из негров, прислуживавших за столом. – Пусть придет немедленно!

Молодой невольник поспешил исполнить данное ему приказание. Его отсутствие продолжалось несколько минут, в течение которых гости обсуждали вновь открывшиеся обстоятельства и выспрашивали у Хокинса подробности того, что ему с товарищем довелось увидеть.

Все эти сведения взволновали их еще более, и атмосфера накалилась до предела, когда черный слуга вернулся и сообщил, что Фернанда нигде не могут найти!

– Что ты несешь, мальчишка? – гаркнул Дюпре так, что у негра подкосились ноги. – Разве его нет в доме?

– В том-то и дело, масса Луи, что нет. Испанского индейца нигде нет. Мы обошли весь дом, и двор, и скотные дворы, и везде звали его, во весь голос кричали, но нигде не нашли… Он ни разу не ответил, значит, его здесь нет.

У молодого плантатора сразу испортилось настроение, да и у всех остальных тоже, в большей или меньшей степени. Все невольно думали о том, что им угрожает какая-то опасность, связанная с поступками Фернанда. Но даже не подозревали насколько она близка.

В другое время и при других обстоятельствах никто не обратил бы внимания на отсутствие дворецкого, предположив, что он отправился навестить кого-нибудь из знакомых, живущих в ранчерии. Или завел интрижку с какой-нибудь мулаткой из числа принадлежащих Дюпре невольниц, у которых слуга пользовался большой популярностью.

Фернанд слыл красавцем, и нрав имел веселый, чем при обычных обстоятельствах вполне можно было объяснить его отсутствие и пренебрежение обязанностями дворецкого. Но после рассказа доктора и донесения Хокинса все гораздо серьезнее отнеслись к такому поведению метиса, которого заподозрили теперь в измене. Придя к такому решению, все вернулись опять к столу, чтобы выпить еще по стакану перед тем, как приступить к делу. Не успели они, однако, взяться за стаканы, как дверь в столовую с шумом распахнулась, и в комнату вбежал тот самый молодой негр, который только что докладывал про Фернанда.

Он весь дрожал, в широко открытых глазах был ужас.

– Ой, масса полковник! Масса Луи! Джентльмены! Везде индейцы! Там во дворе их тысячи… Бьют всех без разбора!

При этой вести все как один побросали стаканы и бросились к двери, которую невольник не закрыл за собой.

Не успели они добежать до порога, как слова слуги подтвердились. Снаружи виднелись раскрашенные лица и головы с убором из перьев и длинными черными волосами. В темноте различить можно было только общие очертания, но картина от этого не становилась менее ужасной. Это походило на кошмар, на окно в преисподнюю.

Пораженные этим ужасным зрелищем, колонисты застыли на месте, но лишь на миг, после чего бросились к выходу, не страшась даже того, что могут встретить за порогом.

Но выйти им не дали: дверь с громким стуком закрылась, следом послышался щелчок замка.

– Закрыты на ключ, клянусь Богом! – воскликнул Хокинс.

Все невольно подхватили его возглас. Потом раздался громкий крик бешенства, а за ним наступила тишина, словно все вдруг окаменели.