– Человек не создан моногамным, – любила повторять мама. – Доказано наукой. Мы же не гиббоны какие-то!

Уже в самолете Витольда не отпускала едкая горечь. Родители! Многие пары живут, имея отношения на стороне. Почему же никто никого из дома не выставляет и трусы не режет! Отчего же Мэри взбеленилась так? Ладно, Чапай и мамОля – парочка неразлучников, но все остальные? Стрельников прикрыл глаза, стараясь припомнить рассказы старшей сестры о бурной молодости родителей. А Баженовы? Все, все гуляли! Хотя, если положить руку на сердце, сам Стрельников особо по бабам не ходил. Девчонки-ровесницы, смешно строившие из себя искушенных женщин, его интересовали мало. Да и на ухаживания времени и денег вечно не хватало. Зато судьба наделила его медовым пряником, послав в любовницы разбитную соседку, польстившуюся на шестнадцатилетнего парнишку.

«Эх, эх, – насмешливо пронеслось в голове, – учительница первая моя!»

 И в то время случались, конечно, походы на сторону, но Томка смотрела на жизнь проще, все понимала и не обижалась. Мысли внезапно переметнулись на Тамару и Витольд снова почувствовал себя первооткрывателем, когда все в новинку, и от одного лишь прикосновения к белому гладкому телу сносит крышу. Он вспомнил, как, соблюдая конспирацию, наведывался в квартиру двумя этажами выше. И ведь никто ни о чем не догадывался. Ни Томкин муж, ни сестры. Агата, единственная из окружения, все поняла и спросила в лоб, когда незадолго до разрыва пришлось посодействовать обмену квартиры. Витольд взял сестру в сообщники и ни разу не пожалел. А Томка всем и каждому рассказывала, как ей помогает добрейшая Агата Александровна. Да и кто, кроме старшей сестры, знал об этом романе? Только Серый и Майка.

Витольд мысленно вернулся лет так на двадцать назад. Первое время Томка еще жила с мужем. И тот оставался в неведении, равно как и бабки-сплетницы у подъезда.

«Как же, женившись на Мэри, меня угораздило шляться в открытую?– сам у себя поинтересовался Стрельников. – Хотя бы из уважения к жене мог и поостеречься. Видать, после смерти Дунина у меня башню снесло, утратил бдительность».

Стрельников скосил глаза на соседние кресла, где к иллюминатору прилип Ленька, а рядом с ним сидела Мэри с Евой на руках. Дочка что-то жалобно шептала и гладила мать по груди.

«Вспомнила, пиявка», – мысленно ругнулся Витольд, а вслух позвал:

– Иди ко мне, котенька. Пусть мама отдохнет.

Прижав к себе дочку, Витольд снова окунулся в воспоминания. После развода Тамара с маленьким сыном переехала на Коммунаров, поселившись этажом ниже Лиды и Марка.

«Вот у кого можно выведать подробности той старой истории, – нехотя отметил Витольд. – И позвонить Чегевару, может, старик прольет свет на странный заказ. Но самое главное, отвезти семью в Кирпичники. Там в закрытом поселке безопаснее всего. А детям на свежем воздухе раздолье, и Мэри под присмотром».

Мысли лениво перетекли на работу, затем на Чапая и Сказочника. Уткнувшись отцу в бок, тихо сопела Ева, и Витольд, разморенный дорогой и воспоминаниями, сам не заметил, как уснул. Сон на краткий миг вернул его в детство. И мама каталась с ним на карусели, а отец стоял неподалеку и радостно махал рукой маленькому Виташке. А потом в одночасье все закружилось в водовороте. Исчезли родители. Из сна и из жизни. И пластмассовая лошадь с карусели вдруг развернулась и больно ударила копытом. Сначала по плечу, а следом по голове.

Сон как рукой сняло. Но копыта били снова и снова. Витольд быстро продрал глаза, почувствовав удар в предплечье. Дурацкий игрушечный пони, ведомый проворными ручками Евы, резво проскакал по плечу и подбирался к носу. Дочка, стоя ногами на соседнем кресле, радостно цокала языком. Стрельников аккуратно убрал взбесившееся игрушечное парнокопытное от своего лица и, усадив малышку к себе на колени, ласково поинтересовался:

– А как зовут твою лошадку, Ева? Ты уже придумала имя?

– Эльза! – радостно воскликнула дочка.

Исподволь Маша наблюдала, как муж с дочкой рассматривают новую игрушку.

«Скандала не избежать, – подумала Мэри, глядя на пони, – Эльза точно обидится».

Она окинула взглядом  наклонившиеся друг к другу головы. Большую с кротким ежиком каштановых волос и маленькую с русыми растрепавшимися хвостиками.

«Надо же, эту неделю Витольд держался стойко. Никуда не сбежал, и даже не показал виду, что его замучили дети».

Маша повернулась к сыну, принявшемуся рассказывать о полете на вертолете.

– Мигель разрешил мне порулить, ты видела? Я точно стану летчиком, когда вырасту!

Она всмотрелась в горящие глаза и подумала, как дети по-разному восприняли перелет из Лоредо в Эль Пратт. Ленька смело уселся на предложенное ему место рядом с Мигелем, надев наушники, и заворожено наблюдал в лобовое стекло, как огромная стрекоза несется чуть выше птиц и ниже облаков. Так и просидел весь полет. Даже головы не повернул. А Ева, как только заработал двигатель, крепко ухватилась за руку матери, уткнулась в грудь, закрыв глаза. Витольд, усевшись рядом, погладил дочку по спине и, ни минуты не сомневаясь, обнял жену. И Мэри, и Ева очутились в кольце его рук.

– Ничего не бойся, котенька, папа рядом...

«Конечно! -пронеслось у Маши в голове. – Рядом он. Успокоил, отец родной. Надежда наша и опора. Надолго ли прибился к нашему берегу?» Она одернула себя, понимая, что нужно отпустить обиду. Но как? Если муж превратил ее жизнь в персональный ад. И это вместо любви и райских кущ, обещанных под марш Мендельсона. Маша вздохнула тяжело и, подобно Еве, закрыла глаза.

– Трусиха, – прошептал муж ей на ушко и тихонечко клюнул в висок.

В Эль Пратте перемирие закончилось.

Маша снова повернулась к Витольду и Еве. Но Стрельников спал или притворялся спящим. Рядом в кресле одиноко сидела дочка и печально водила лошадкой по открытому столику.

«Все, – едко подумала Маша. – Наигрался в отца семейства. Надоело. Одной недели хватило!»

– Иди к нам, Ева, -позвала она малышку, а про себя решила:

«Нужно обрывать сейчас. Пусть по больному. Но еще есть время, пока дети не сильно привыкли, и она сама не раскисла от любовных признаний. Вернемся и разъедемся каждый к себе».

Витольд из-под опущенных век наблюдал, как задумчивый взгляд жены постепенно из отрешенного становится жестким, а лицо неприступным.

«Кажется, Мэри вышла на тропу войны, – про себя отметил он. – Ишь как за живое задело, стоило только о женихах заикнуться. Ну да подожди, еще не вечер, дорогая! Так просто от меня не избавишься. А вот твоих кавалеров придется извести».

Стрельников снова скосил глаза в сторону семейства. Но жена уже развернулась в кресле и сидела к нему спиной, Ева примостилась к матери, водя по ее голове дурацким пони, а сын, улыбаясь, что-то азартно рассказывал.

Витольд сдержался, мысленно отговаривая себя броситься к жене и осведомиться, кому все-таки куплены часы. Он закрыл глаза и принялся вспоминать, когда у него назначены плановые операции.