Далее, площадь. Место не самое людное, особенно в жару, в разгар дня. Взрывать там — нормально, я бы сам задумался об этом месте, если бы мне такое для чего-то понадобилось. Посторонних и зевак минимум, случайных жертв, таким образом, тоже. Всё продумано, чёрт побери. И вот теперь вопрос: как вы считаете, исходя из этих данных, что нам думать и о ком?

Элоиза задумалась.

— Один сдал маршрут, второй прикрепил взрывное устройство? То есть их минимум двое?

— Вот и мы так подумали. Осталось понять, кто.

— Про маршрут — я бы подумала на того, кто хотел сбежать на полдня. Ясное же дело, что сейчас надолго никого никуда не отпустят, но вдруг удастся выбраться на чуть-чуть?

— А про взрывчатку?

— Увы, мне недостаточно данных. Хоть записи с той камеры покажите, что ли.

— Вы разбираетесь во взрывах? — почему-то обрадовался Карло.

— Нет, только в людях. И то не всегда. У вас есть ещё какие-нибудь данные? С кем они общаются и как?

— Один из них очень интересовался здоровьем его высокопреосвященства — в какую больницу его увезли вчера, там ли он до сих пор, и каковы прогнозы относительно его возвращения. У тех, кто сегодня утром сопровождал нас с вами, — ответил Себастьен.

— Могли ведь быть и совершенно безобидные мотивы — беспокоится, например, о своём месте, если вдруг что с Шарлем. А второй? Ни о чём не спрашивает и вообще неконтактен?

— Вот именно. Его скутер вчера немного попортился, и он лежит брюхом кверху в мастерской и занимается ремонтом. Артуро не удалось его разговорить. Хотя Артуро умеет разговорить мёртвого, — хмыкнул Карло.

— Это реальность или поэтическое преувеличение? Я имею в виду, про мёртвых? — подняла бровь Элоиза.

— Я полагаю, преувеличение, — быстро ответил Себастьен.

— А в обычном состоянии он столь же молчалив?

— Нет, — ответил ей почему-то господин Дзани. — Он достаточно общителен. Во всяком случае, с теми, с кем хорошо знаком.

— Так кто, по-вашему, не видя людей и не зная их? — было что-то в глазах Себастьена, что она сейчас не взялась читать.

— Тот, который молчит. Явно там внутри какая-то мощная работа мысли. Но и первого я бы тоже не сбрасывала со счетов.

— Господин Дзани с вами согласен, — кивнул Себастьен.

— Только господин Дзани? — да что вообще происходит?

— Рассказываю, — он зачем-то выложил на стол телефон. — Я сегодня тряханул господина Мариано. Съездил после обеда в клинику к доктору Фаэнце и тряханул.

— Что ты сломал Девочке на этот раз? — раньше Карло бы уже радостно смеялся, а сейчас только хмыкнул.

— Не понадобилось ломать ничего, даже угроз не понадобилось. Впрочем, я попросил доктора Фаэнцу присутствовать и сказать мне потом — говорил ли он правду. Она согласилась. Антонио записал разговор на камеру.

— И? — в кои веки раз мрачность Лодовико оказалась уместна.

— Он без разговоров сдал мне тех, с кем контактировал. К нему никогда не применяли мер физического воздействия, и он никогда не думал, что такое может случиться. И очень не хотел повторения. Но я не раскаиваюсь. Когда Шарль встанет на ноги — исповедаюсь ему в грехе членовредительства.

— Ну и? Не тяни! Кто подлый предатель? — спросил Карло.

— Их двое, как нам Элоиза и сказала. Роберто Кастальди и Пьетро Поли. Плюс двое офицеров Вентурини — они стреляли. Антонио с командой их уже нашли. А мне хотелось вместе с вами разобрать ситуацию и оценить — возможно ли? Да, донна Доменика заверила, что он не врал мне, но Кастальди… Скажи мне кто — я бы его первый дураком назвал.

Некоторое время молчали. Первым отмер господин Дзани.

— И что ты собираешься с ним делать? То есть с ними, конечно.

— Мне кажется, несчастный случай будет самым уместным вариантом.

— И чего я эту дрянь Кастальди за руль не посадил вместо Алессандро? — задумчиво проговорил Лодовико.

— Не сел бы, — отмахнулся Карло. — Не дурак. Думал — выпутается.

— Так он и сейчас так думает, — пожал плечами Лодовико. — И ты готов выпустить их, и пусть побегают?

— Нет. Для начала они пойдут в полицию, им предъявят нужные обвинения… И далее уже можно будет думать о несчастных случаях.

— И в полиции бывают несчастные случаи, — пробормотал господин Дзани, не глядя ни на кого.

— И ты не хочешь их ни о чём спросить? — нахмурился Карло.

— Не хочу, — отрезал Себастьен. — Я их вообще видеть не хочу. Мне не важно, какие помутнения в мозгах и какие неудовлетворённые потребности заставили их пилить тот сук, на котором они тоже сидят. У нас вообще просто, не нравится — никто не держит. И для того, чтобы расстаться с нами, никого убивать не обязательно, есть более простые способы. Если вам есть, о чём с ними говорить — говорите.

— А Девочка сказал, чем их взял? — продолжал допытываться Карло.

— Поли он обещал рекомендацию куда-то там, понятия не имею, куда он сейчас вообще может рекомендовать. Он, конечно, по-прежнему в теме чёрного рынка живописи, но тут уже я не в теме — нужны ли там специалисты техподдержки. А Кастальди, говорит, сам на него вышел.

— Что? — не поверил господин Дзани.

— А вот что слышишь. Пока наша талантливая молодёжь посвящала господину Мариано поэмы и царапала разные слова на крыле его машины, Кастальди вёл с ним беседы. О работе, о жизни и об общей философии.

— И добеседовался, сволочь, — бросил Карло.

— Однако я тоже хочу с ним поговорить. О жизни, — господин Дзани встал и вышел в приёмную.

Было слышно, как он кому-то звонил. А потом ещё кому-то звонил.

Лодовико и Карло переглянулись, вышли в приёмную и встали по обе стороны от двери. Разглядеть их снаружи было совершенно невозможно. Себастьен открыл свой шкаф и пригласил Элоизу туда. Они зашли внутрь и оставили дверцу приоткрытой.

А господин Дзани вернулся и сел у стола.

В наступившей тишине шаги по коридору, а затем и в приёмной были слышны особенно громко. Тот, кто вошёл, и впрямь не стал задерживаться и сразу же прошёл в кабинет.

— Что это ты, Джакомо, сидишь в этом кабинете? Он ведь давно уже не твой? — начал пришедший.

Элоиза посмотрела в щёлочку и поняла, что знает этого человека, но — только в лицо, контактировать с ним ей никогда не доводилось. Среднего роста и приличного возраста — за пятьдесят уж точно. Крепкий, жилистый, лысеющий. И взгляд какой-то… бегающий и неприятный.

— Знаешь, Роберто, это место кажется мне хорошим для воспоминаний. Мне случается сидеть здесь, за столом, и вспоминать. Хорошие были времена, не правда ли?

— Ещё какие, — согласился Роберто Кастальди. — Только те времена ушли, и их не вернуть.